Я внимательно оглядел вновь прибывших. Студенты, как пить дать. Причем далеко не из последних семей. «Золотая» молодежь еще в мои время традиционно была нацелена в сторону Европы, и прошедшие годы мало что изменили.

Избалованные мальчишки. Из тех, которым что угодно, лишь бы не родное. Дескать, и булки там слаще, и мамзели красивее.

И вообще — ци-ви-ли-за-ци-я. Именно так, с почтительным придыханием и ударением на каждый слог.

— Какой позор, — подхватил кто-то из компании говорившего. — Они бабу на трон готовы посадить, лишь бы в их болотце не менялось ничего… Пейзане.

— Что ты сказал? — в сторону студента повернулся плечистый мужик в джинсах и грубом армейском свитере. — Ты кого тут быдлом назвал?

Повторить малознакомое слово здоровяк не решился, но суть уловил точнее некуда. И, похоже, не он один: толпа негодующе загудела.

— Мочи иберийских прихвостней! — чуть ли не срываясь на визг, заорал Поплавский с капота, выудил откуда-то из-за пазухи бутылку портвейна, допил ее в два глотка и запустил в студентов.

И в тот же миг толпа сорвалась с места.

Мы с Гагариным не успели даже отскочить, как нас подхватило этой волной и швырнуло в самую гущу свалки. У самого носа мелькнул крепкий кулак, чье-то колено ощутимо врезалось в ребра, а дальше…

Видит бог, я этого не хотел, но если уж так получилось…

Мощным хуком справа я уложил ближайшего противника, и тут же нырнул в образовавшийся просвет. Отклонился назад от свистнувшей в воздухе пряжки, перехватил ремень и дернул на себя, впечатывая лоб в переносицу излишне поверившего в себя студиозуса.

Справа гулко ухнул Гагарин, выдавая четкую «двоечку» в подбородок, и некто с модной прической рухнул, как подрубленный. Все это было, мягко говоря, неспортивно, я совсем не собирался врываться в свалку, но раз уж меня в нее затащили, было бы глупо отхватывать по лицу только по той причине, что дворянину и офицеру не положено лупить гражданских направо и налево.

И тем не менее я старался сдерживаться, ведь моей основной — да и, пожалуй, единственной целью было пробиться к Поплавскому, выволочь его, надавать подзатыльников и утащить подальше от событий, пока сюда не нагрянула полиция.

Однако добраться до него я не успел. Коротко взвыла сирена, и над набережной прогремел голос, усиленный громкоговорителями.

— Это полиция! Всем немедленно разойтись! Повторяю: немедленно разойтись! В противном случае мы будем вынуждены применить силу!

Этого еще не хватало…

Выдав хитрый апперкот, я сбил с ног налетевшего на меня громилу, который, видимо, принял нас с Гагариным за студентов, одним прыжком преодолел отделявшее меня от Поплавского расстояние, и, ухватив его за рубашку, рывком выдернул из гущи сражения. Ровно в тот момент, когда толпа, на миг превратившись из смертельных врагов во временных союзников, взревев, бросилась на полицию.

— Вовка? — кажется, Поплавский был удивлен моим появлением.

— Нет, тень отца Гамлета! — рявкнул я. — Валим отсюда, быстро! Еще не хватало в кутузку загреметь.

— Совершенно с вами согласен, господин прапорщик! — хохотнул Поплавский.

И со всех ног рванул по набережной. Я бросил взгляд назад, убедился, что Гагарин также сумел выбраться, и припустил следом, на бегу ругаясь сквозь зубы.

Отлично мы соблюдаем конспирацию, ничего не скажешь!

Остановились мы только спустя несколько кварталов. Неожиданная свалка и последовавший за ней спринт, вкупе с всплеском адреналина, долбанули даже по молодому, тренированному организму, усиленному конструктами, и мы, все трое, успели изрядно запыхаться. Гагарин пришел в себя первым, и сейчас стоял, привалившись плечом к ограде, и с иронией глядя на нас. Первое же, что сделал я, разогнувщись — шагнул вперед и отвесил Поплавскому, уткнувшемус ладонями в колени, ощутимый подзатыльник. Так, что его даже качнуло. Не сгруппируйся он — и воткнулся бы носом в асфальт.

— Э! Ты чего? — искренне возмутился Поплавский.

— Чего? — я аж задохнулся. — Ты сейчас серьезно?

— Ну да! — Виталик захлопал глазами. Сама невинность.

— Скажи, Виталик, — вкрадчиво начал я. — Что ты сейчас должен делать?

— Сидеть на сырой даче, умирать от скуки, источать уныние, — протянул Поплавский.

— А что ты делал вместо этого?

— Работал с народными массами, повышал политическую грамотность, формировал нужное нам настроение, — Поплавский приосанился и расправил плечи.

Я вздохнул.

— Ты понимаешь, что ты своими выходками…

— Господа, — прервал нас Гагарин. — Простите, что вмешиваюсь, но мне кажется, что вам стоит перенести диалог на более удобное время. Кажется, у нас возник более насущный вопрос.

Я повернулся к капитану, проследил за его взглядом и замер.

— Это еще что за… — пробормотал я, глядя на монструозную фигуру, возвышающуюся на противоположной стороне улицы.

Кажется, Гагарин оказался немного не прав. Этчо не вопрос. Это проблема. И ее придется решать.