Если верить Годэну, то в этом направлении французы войска не выдвигали. Вот только, я, конечно же, относился с недоверием ко всем сведениям, полученным от Годэна. Пленный капитан легко мог утаить от меня многое, да и намеренно исказить французскую дислокацию, чтобы ввести меня в заблуждение. Да и те сведения, которые он озвучил на допросе, тоже не являлись особенно ценными. Что французский гарнизон после Аустерлицкого сражения стоял в Ольмюце, так это было мне очевидно и без Годэна.

Как, впрочем, и то, что основная часть наполеоновской армии продолжала преследовать наши отступающие войска после сражения. Зная Кутузова, я мог предположить с очень большой долей вероятности, что Михаил Илларионович посчитает вопиющей глупостью отступление к границам Российской Империи через горные перевалы Карпат, когда можно обойти эти горы с севера или с юга. Потому мы и стали уходить в горы, пробираясь на восток, что именно на этом пути вероятность быть обнаруженными французами стремилась к нулю. Ведь наполеоновские вояки погнались за русской армией гораздо севернее, если верить показаниям капитана Годэна, а там никаких гор не имелось.

Это нашему небольшому отряду приходилось идти по горным дорогам, проявляя осторожность, если не хотим разгрома, а любое отступление Кутузова всегда прикрывает достаточно сильный арьергард. Недавний пример Шенграбенского сражения, когда Багратион во главе арьергарда остановил кавалерию Мюрата, был еще совсем свежим в памяти князя Андрея. Так что за основные русские войска можно быть спокойным. Тем более, что я своей памятью попаданца хорошо помнил, что никакого дополнительного поражения сразу после Аустерлица наша армия не понесла, а благополучно отступила к своим границам, вот только маршрут отступления запамятовал. Французы преследовали русскую армию, но в новое большое сражение обе стороны так и не вступили. К тому же, дипломаты во всю готовили прямо сейчас сепаратный мирный договор между Францией и Австрией, которая, фактически, капитулировала после Аустерлицкого поражения, предав союзников по Третьей Антинаполеоновской коалиции.

И все это означало, что никаких значительных французских сил в этой местности находиться не должно. Да и после недавней нашей стычки с неприятельскими гусарами на вырубках французы нам больше нигде до сих пор не встречались. Повсюду в деревнях, через которые мы проходили, к нам жители относились вполне нейтрально, разглядывая с опаской и, одновременно, с любопытством наш военный отряд с рядами пехотных ружейных штыков, торчащих над всадниками, без флагов и в непонятной форме одежды. Нашу принадлежность точно установить крестьяне не могли, поскольку одеты многие солдаты были в трофейные шинели, сапоги и головные уборы, больше напоминая французских солдат, чем русских. Но, тем не менее, никто к нам не проявлял агрессию. Местные крестьяне оставались индифферентными. Никакого партизанского движения против оккупантов в этих краях не наблюдалось. Большинству жителей была безразлична принадлежность военных отрядов, которые маршировали мимо них. Не трогают их солдаты, и ладно. Моя хата с краю, — ничего не знаю, как говорится.

Впрочем, на маскировку и делался наш с Дороховым расчет во время этого марша. А еще дополнительно, когда мы проходили деревеньки насквозь, я приказывал не останавливаться, не разговаривать и походных песен не петь. Встречных проезжих и прохожих приказано было не обижать. Если кто-нибудь на пути и встречался, то моравы приказывали им на местном языке просто переждать на обочине, пока наш отряд пройдет мимо.

Никаких инцидентов с мирным населением не возникало еще и потому, что мы, имея все необходимое в своем обозе, не нуждались в пополнении каких-либо запасов. Лишь иногда, раз в два-три часа, делали короткие привалы возле ручьев, которые пока не замерзли, чтобы напоить лошадей и дать им, а заодно и всадникам, небольшой отдых. И я очень надеялся благополучно и мирно добраться до Вестина, а потом уже и до Здешова. Но тут, как назло, снова на пути обнаружились французы!

— Значит, вы видели восемь французов? Так, поручик? — наконец-то переспросил я после паузы, приняв решение.

— Точно так, ротмистр, — кивнул Дорохов.

— Но, возможно, что в деревне стоят и другие. А потому возьмите для усиления отделение Коротаева и проведите более тщательную разведку. Если французов там всего лишь восемь, то постарайтесь перехватить и уничтожить. Если же их там много, то действуйте осторожно. В бой не вступайте. Но, в любом случае, постарайтесь взять хотя бы одного в плен для допроса. Необходимо полностью выяснить дислокацию противника прежде, чем отряд продолжит движение, — распорядился я. И тут же выкрикнул команду вахмистру Ширяеву, возглавляющему драгун, приказав всему отряду встать на привал. А унтер-офицеры продублировали мое распоряжение вдоль всего каравана.

Повинуясь командам унтеров, военный отряд остановился. И обоз, который тащился по дороге за ним, тоже встал. Я же проехал на коне назад, вдоль всей походной колонны, осматривая бойцов и принимая рапорты от унтер-офицеров о том, все ли в порядке. Убедившись, что никаких проблем, действительно, не возникло, я объявил привал возле ручейка, текущего под небольшим старинным каменным мостиком. Надо было дожидаться, когда Федор Дорохов, который ускакал вперед, прихватив с собой ради усиления еще и Степана Коротаева с его отделением всадников, пришлет гонца с докладом о новых результатах разведки.

И я не знал, сколько это займет времени. Но, продолжать движение вперед, если деревня впереди занята большими силами неприятеля, было нецелесообразно. До выяснения обстановки нам оставалось лишь терпеливо ждать. По-прежнему сидя в седле, я наблюдал за тем, как унтер-офицеры выставляют караулы. А те бойцы, которым командиры объявили отдых, слезали с коней и вели их к ручью на водопой.

Из брички, ехавшей позади всадников, но впереди всей обозной процессии, быстро выбрались две молодые женщины в шубах. Первой из экипажа вышла служанка, молоденькая брюнетка приятной наружности в шубке попроще, видавшей виды и местами облезлой. Она протянула руку, помогая спуститься девушке постарше, блондинке с золотистыми локонами длинных волос, одетой в роскошную шубу из черного меха.

Голубые глаза этой красавицы с правильными и утонченными чертами аристократического лица смотрели на мир свысока. А вздернутый носик и гордо приподнятый подбородок придавали женщине такой надменный вид, словно все вокруг задолжали ей немало денег. Эту чванливую молодую даму звали Иржина Краваржи. И носила она титул баронессы фон Шварценберг, доставшийся ей от покойного мужа.

Но, в сущности, сейчас Иржина со своей служанкой, как и знатные родственницы баронессы, устроившиеся внутри наших обозных фургонов и сопровождаемые слугами, были простыми беженками. Тем не менее, это обстоятельство никак не мешало баронессе проявлять высокомерие. Ведь она считала себя в отряде полноправной хозяйкой. И это право давала ей близость с командиром отряда. То есть, она ловко устроила все так, что мы с ней стали близки. Тридцатилетняя вдова имела достаточный жизненный опыт, чтобы суметь, что называется, взять быка за рога. Нагнув, при этом, этого быка так, как ей хотелось. И этим глупым быком оказался я, поддавшись соблазну.