Посланник ООН договорился с генералом Александером о выделении в его личное распоряжение ганских войск, Согласие было дано. Кордье двинул ганцев к центральной радиостанции: Лумумба был лишен доступа в студию. Кордье учел ошибки своих предшественников, когда европейцы из ООН окружали себя европейскими солдатами, что или настораживало, или возмущало африканцев. В данном случае с винтовками стояли африканцы, да еще из дружественной страны!

Лумумба был изолирован: он оказался запертым в своем домике. Иностранные корреспонденты звонили к нему на квартиру и брали интервью. Радио Браззавиля передавало указы Жозефа Касавубу. В Элизабетвиле Моиз Чомбе, узнав о смещении Лумумбы с поста премьер-министра, призвал создать единый фронт против Лумумбы. Но старания президента Катанги были запоздалыми: этот фронт уже существовал в самом Леопольдвиле. Кордье со ссылкой на чрезвычайные обстоятельства закрыл аэропорты — на них могли приземляться только американские самолеты, находившиеся в распоряжении командования ООН. Жозеф Окито не мог вылететь в Москву и от имени Лумумбы проинформировать Советское правительство о происходящих событиях.

7 сентября конголезский парламент, собравшийся с большим трудом и начавший свою работу со значительным опозданием, ликвидировал указ президента о смещении Патриса Лумумбы. Одновременно парламент отметил, что премьер не может устранять с поста президента республики. Этот акт парламента внес некоторое успокоение — временное и шаткое. Не все в парламенте понимали, что главные события развертываются в других местах, что с мнением депутатов никто уже не считается.

12 сентября конголезские газеты опубликовали состав нового правительства. По поручению президента его сформировал Жозеф Илео. Сторонники Лумумбы не получили в нем ни одного поста. В тот же день Лумумба был арестован. Сохранился его собственный рассказ об этом приключении.

«Было три часа тридцать минут. Я находился в своей резиденции, где спокойно работал. В этот момент ко мне в комнату вошла группа солдат. У них имелся приказ о моем аресте, подписанный генеральным прокурором, бельгийцем по национальности. Меня арестовали. Я понял, что обманутые военные получили много денег, но я также знал, что конголезская армия оставалась верной моему правительству. Когда я спросил солдат о причине моего ареста, они ответили:

— Если вы сами не знаете, в чем вас обвиняют, тогда мы арестуем прокурора…

Я предложил солдатам направиться в лагерь Леопольда. Там нас окружили военные, которые, узнав, в чем дело, возмущались и выкрикивали: «Нужно арестовать Касавубу и генерального прокурора!» Я ответил, что этого делать не нужно; пусть делают ошибки другие, а мы будем поступать по закону, который на нашей стороне. Меня освободили. Обратно я ехал в открытой автомашине и обращался к публике с призывами к спокойствию. Я говорил, что меня освободила армия, что она с нами в эти тревожные дни. На пути меня повстречал генерал Мполо. Я попросил его установить связь с представителями ООН и дать мне возможность выступить по радио. Нас не подпустили к зданию радиостанции. Я ни разу не пробивался к радио силой. Но я мог бы взять с собой сто человек и захватить радиостанцию. В таком случае были бы жертвы. А я хочу избежать всякого кровопролития, всяких инцидентов. Если же я захочу войти в здание радио, то пусть все знают, что за исход я не буду нести никакой ответственности».

Этот рассказ передает настроение Патриса Лумумбы в тот момент. Он настолько кристально чисто верил в законную власть, что исключал всякую возможность подорвать ее незыблемые основы! История, происшедшая в солдатском лагере, убеждала его, что любые происки, направленные против него и его правительства, обречены на провал. Стоило ему объясниться с солдатами, и они не только освободили его, но и горячо приветствовали, скандируя: «Патрис! Свобода! Конго!» Он верил в добро, полагался на человеческие эмоции. Лумумба расценивал затею с правительством Илео как неумную: кто же в Конго пойдет за Илео?

Лумумба связался с Жозефом Касонго, с Виктором Лундула и Морисом Мполо, с Антуаном Гизенгой и Жозефом Окито: все они были согласны с тем, что надо срочно собирать парламент. Как это сделать? Леопольдвиль лихорадило. Всем правил солдат, стоящий на улице и неизвестно кому подчиненный. Захочет — арестует или побьет, смилостивится — ограничится любой возможной взяткой или тумаками. Солдатское царство! Но появились уже офицеры из конголезцев, которые инспектировали посты и удалялись на бесконечные совещания за город, в район, известный под названием Бинза.

Там находился учебный лагерь конголезских солдат, военная тюрьма. Туда заглядывал и Эндрю Кордье. С «деликатными поручениями» прибывали офицеры командования ООН: они в спешном порядке готовили боеспособные части для полковника. В Бинзу направлялись люди, прошедшие специальную комиссию, которая занималась проверкой на лояльность: мерилом служили верность Баконго и президенту. Бинза имела своих постоянных посетителей: Нендака формировал органы безопасности. Жюстэн Бомбоко был непревзойденным мастером интриги.

Жан Боликанго отлично знал, что любое правительство после Лумумбы примет его в свои объятия. Охрана ООН беспрепятственно пропускала Боликанго в студию. Его молодчики развозили по городу листовки, содержащие угрозы по адресу тех, кто еще осмеливается поддерживать Лумумбу. Парламентариям давался совет — срочно отбыть в свои избирательные округа во избежание неминуемой расправы. И все же парламент был собран. Лумумба снова оказался перед знакомой аудиторией: заседание палаты представителей и сената было объединенным. Лумумба выступал несколько раз. На трибуну поднимались сторонники Касавубу. Но странно: у них не было аргументов, чтобы как-то оправдать действия своего покровителя. Когда зашла речь о желательности национального примирения, Лумумба сказал: