И я плыву на волнах сна в приятных мыслях, что так или иначе, но девочки все — мои, и что Мишель, конечно, дико бесится от моих шуточек про ноги, но в результате ведь все равно ее ноги в моем полном распоряжении, могу с ними делать что угодно… и с пылкой, огненно страстной Ясминой тоже, и с забавно серьезными княжнами, и с мурлыкой-кошкой, а уж что можно вытворять с оторвами-сестричками… но это я так, просто мечтаю. Могу же я как мужчина помечтать о девочках, особенно если они все мои? Несомненно да!

В результате я утром так и вхожу в столовую с мечтательной улыбкой.

И там на меня накидывается разъяренная мама Вера. А я только хлопаю глазами, совсем как человек после сна, чем выбешиваю ее еще больше.

— Рой! Это надо прекращать! Немедленно!

Сажусь за стол, подтягиваю пару тарелок, внимательно, насколько это возможно, слушаю. И слушаю с огромным удовольствием! Мама Вера в гневе — это что-то восхитительное! Она не монолог ведет, даже не диалог, а триалог! Вываливает на меня претензии, моим противно искаженным голосом озвучивает мои возможные оправдания, язвительно комментирует их от лица стороннего наблюдателя… и все это с гневно сверкающими глазами, с взволнованно вздымающейся грудью, с жестикуляцией на уровне урожденных итальянцев!

Мама Вера внезапно замолкает и спрашивает обеспокоенно:

— Рой… с тобой все в порядке?

А я смотрю на нее с грустью. Мама Вера испугалась за своих будущих двойняшек. Не за нас. Это значит… это значит… сестричкам будет очень трудно принять, что они больше не главные в мамином мире. Что все ее внимание, вся нежность теперь — другим, еще не родившимся. Да и мне, пожалуй, тоже печально осознавать, что детство ушло.

— А? Нет… но это неважно. Я тебя выслушал. Ты ночевала в резиденции князя Кирилла, понимаю. Резиденцию атаковали из крупнокалиберного пулемета, как и нас — тоже понимаю. Придурок Рой не учел, что женщины обожают сматываться на свиданки, не обеспечил безопасность и потому виноват — спорить бесполезно, я всегда и во всем виноват. Очень хорошо понимаю, что ты испугалась за жизнь будущих дочек. Но не понимаю, что именно надо прекратить, причем немедленно.

— Рой! — рычит князь Кирилл.

— Иди нахрен, — не остаюсь в долгу я. — В резиденции находились второй по силе боец нашей семьи и мастер Воздуха — какая еще защита вам требовалась? Или щиты разучился ставить?

Князь совершает огромное усилие, чтоб не кинуться в драку. И говорит донельзя злым голосом, но уже вполне разумно:

— Щиты я поставил и атаку отбил. Но ты мог бы с мамой говорить повежливее, она для тебя очень многое в жизни сделала.

— А я — глава клана. Наше благополучие держится на мне. Со мной не надо помнить о вежливости?

— Нет! Молодой еще!

Пожимаю плечами. Нет так нет. Что-то подобное я и предполагал. Стоило завестись еще одному альфа-самцу, и внутреннего согласия как не бывало. Оторвать ему голову, что ли? Но тогда придется руководить хозяйством самому, а это ж работать…

Они пробуют еще что-то мне сказать, но я отмахиваюсь, и они замолкают. Начало потихоньку доходить, что слегка возомнили о себе?

В столовую робко заглядывают близняшки. Им не по себе, когда ругаются взрослые. Машу им приглашающе рукой. Девочкам надо позавтракать, а мы, собственно, уже закончили. Они сказали, я услышал. Больше говорить не о чем.

Молча подтягиваются остальные девочки. Завтракаем в очень неприятном угнетающем молчании. Потом вваливается Мишель в сопровождении Сыча. Недоуменно смотрит на угрюмую Веру, садится рядом со мной и сообщает:

— Стрелка вы грохнули, Ясминка молодчина. Помощники ушли, пулемет утащили. Я по их следам бегала. Как розыскная собака, блин! И почему Нюх не работает из машины, а? В общем, это армейцы. Есть одна часть в западном пригороде, вроде как спецназ. Пулемет туда утащили.

Молча киваю. Говорить неохота. Мишель с немым вопросом смотрит на Веру. Бывшая фрейлина кривенько усмехается.

— Опять на Роя наезжали? — вздыхает Мишель. — Когда-нибудь у него кончится и терпение, и сыновняя любовь. Допроситесь.

Князь раскрывает рот, но Мишель что-то делает, и челюсть со стуком захлопывается. Это она ему левитационным навыком намордник надела, что ли? Ух ты, надо перенять!

— Князь Кирилл, а я не Рой, мне сдерживаться необязательно.

Вера пытается сказать свое авторитетное слово, но внезапно взрываются близняшки:

— Мама! Даже мы отучились погонять Роя! А ты все не можешь понять, что он — глава клана! Сидела бы без него переводчицей на полставки!

Мама Вера опасно бледнеет. Все, у бывшей фрейлины сорвало тормоза, сейчас нам что-то будет…

— Мама Вера! — звучит вдруг ангельский голосок. — Доброго утречка! Таки оно прекрасное как никогда!

Изумленно оборачиваемся. Голда Бовина непринужденно перепархивает к маме, целует ее в щечку, расспрашивает о здоровье, приветливо кивает князю, мимоходом гладит взъерошенную Риманте, подмигивает Ясмине… и как-то волшебным образом через десяток минут оказывается, что мы все сидим за столом и дружно соображаем, что нам делать с покушениями. Потому что мама Вера права: если все время находиться в обороне, когда-нибудь удар все равно пропустишь. Надо прекращать, и прекращать немедленно, как она и сказала.