— Ты как, нормально?

— Да, хорошо все.

— Ты молодец, Вита, мне понравилось.

— Из твоих уст это звучит как что-то неприличное. Но спасибо, было круто, и ты, Авдеев, тоже молодец.

Костя — неплохой парень, с ним приятно общаться, когда его заносчивой подружки нет на горизонте.

— Туманова, я не собираюсь таскать за тебя этот веник. И я тебя предупредила, я всех предупреждаю: чтобы никаких мужиков в академии! А тот мужик, который принес сюда эти цветы, явно не из бедных.

Мария Кирилловна поставила у ног корзину, начала отчитывать и грозить отчислением, а я понятия не имела, от кого мог быть этот букет.

— Он для меня?

— Оказалось, что да, дядечка один шепнул на ухо, кому передать.

— Вам шепнул? Кто?

— Мне откуда знать кто? Это я должна у тебя спросить. И я тебя предупредила: если узнаю, если что-то пикантное и порочащее академию всплывет наружу, ты первая полетишь отсюда к чертям.

Директриса убежала, оставив нас с Авдеевым рассматривать розы.

— Да ты крутая, Туманова, реально от поклонника?

— Нет, я не знаю. У меня нет поклонников.

— Такие букеты дарят за талант. Завидую. Помочь донести?

— Может, тут его оставить? Я правда не знаю, от кого он.

— Виталина!

По спине пробежал холодок, я резко обернулась на голос, встретившись взглядом с миниатюрной брюнеткой в светлом брючном костюме и с норковой шубой на плечах.

— Мама?

— Ну я же просила называть меня просто Инна. Иди же ко мне, обнимемся. Какая же ты стала красавица, а танцевала просто восхитительно!

Мать кидается на шею, от приторно-сладкого парфюма становится нечем дышать. Обнимает, Авдеев многозначительно заводит глаза под лоб, кивает в знак того, что ему нужно идти, берет корзину с розами.

— Ты что здесь делаешь?

— Как что? Прилетела посмотреть, как моя прелестная дочь танцует главную партию — и делает это великолепно!

— А если серьезно?

Мать отошла на шаг, поправляя одновременно прическу и шубу на плечах. Для кого-то было нормально видеть своих родителей на рождественском концерте, это вообще нормально, но только не для меня. Последний раз мы виделись чуть больше года назад, мать была занята чем-то более важным, чем выступление ребенка, но звонила первого числа, поздравляла с днем рождения и ни слова не сказала, что приедет.

— Вита, ты не рада?

Не знаю, как выразить ей свои эмоции. Рада ли я? Мне все равно, давно уже все равно на то, приедет она или нет. За семь лет в академии я привыкла к тому, что у меня нет матери. Что у меня вообще никого нет.

??????????????????????????— Ну чего ты такая хмурая? Давай иди переодевайся, через два часа у нас ужин, столик в «Пармезане» заказан, у меня для тебя сюрприз. Я позвоню, за тобой приедет машина, и с Марией Кирилловной я договорилась.

Не люблю сюрпризы.

— Я не голодна.

Мать поджимает губы, в глазах недовольство, а у меня даже язык не поворачивается назвать ее матерью. Со стороны она казалась моей старшей сестрой — молодая, яркая женщина, на лице ни одной морщинки, все подтянуто и затянуто. Полные губы, выпирающие скулы, ярко-синие глаза. Она нервничала, это было заметно, а вот почему — было непонятно.

— Не спорь со мной, в кои веки я приехала, ты моя дочь, мы семья, мы должны быть вместе. Два часа, надень что-то не слишком вызывающее, это приличный ресторан. Я позвоню.

Инна исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив меня с плохим предчувствием и разными нехорошими мыслями.

И вот я сижу за столом «приличного» ресторана, ковыряюсь в рыбе, мы кого-то ждем. Тот самый сюрприз и новость, о которой мать хочет мне рассказать. Не представляю, чем она может меня удивить, ее новые титьки я вижу, но незамеченным не осталось обручальное кольцо с огромным камнем на безымянном пальце.

— А вот и он. Дима, почему так долго?

Наблюдаю, как мать капризно надувает губы, как при этом вскакивает, кидается на шею мужчине, тот позволяет ей это сделать, но сам не выражает никаких эмоций.

— Ты снова задаешь лишние вопросы, зная о том, что я их не люблю.

Ответ порадовал, я даже улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с моего лица, плечи напряглись, по спине прошел холодок. Когда мужчина сел на свое место и небрежно откинул салфетку в сторону, посмотрел на меня, стало не хватать воздуха.

Брюнет, его можно было назвать красивым. В тусклом освещении казалось, что у него черные глаза. Густые брови, четкие черты лица, прямой нос, темная щетина, цепкий, внимательный взгляд, в нем есть что-то дьявольское, что-то темное, нехорошее.