Инженер из XXI века попадает в тело подмастерья эпохи Петра I. Вокруг – грязь, тяжелый труд и война со шведами. А он просто хочет выжить и подняться. Ах, да, еще прогрессорство... очень много прогрессорства!
Annotation
Инженер из XXI века попадает в тело подмастерья эпохи Петра I. Вокруг – грязь, тяжелый труд и война со шведами. А он просто хочет выжить и подняться.
Ах, да, еще прогрессорство... очень много прогрессорства!
Инженер Петра Великого
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Инженер Петра Великого
Пролог
Начало XVIII века, под Нарвой.
Какого художника меня сюда занесло? Этот вопрос перекрывал грохот шведских орудий и дикие вопли раненых. Только что я, Петр Смирнов, артиллерийский кондуктор, буквально вжимался в стылую, мокрую землю наспех вырытого редута где-то под Нарвой, а в следующую секунду — уже подскакивал, на автомате проверяя кремень на своей фузее, с крутым замком, который я сам же ночами и доводил до ума.
Воздух аж ходуном ходил от беспрерывной канонады. Наши пушки, стоявшие на пригорке, отвечали редко и как-то лениво — видать, порох экономили. А вот шведы лупили от души, методично перепахивая ядрами нашу хлипкую оборону. Земля так и летела клочьями во все стороны, смешиваясь с кровавыми ошметками и щепками от лафетов. Вонища стояла — мама не горюй: пороховая гарь, прелая земля, немытые тела, страх и смерть в одном флаконе.
— Строй держать! Без команды не палить! — надрывался где-то рядом знакомый голос капитана Нефедова, моего недавнего ротного.
Ага, строй! Какой там к лешему строй! После утренней атаки, когда шведы чуть не прорвались, от роты дай Бог половина осталась. Мужики позабивались по укрытиям, по воронкам, старались и носа не казать под этим градом осколков и пуль. На редуте, который мы держали, творился полный бардак. Несколько пушек разнесло в щепки, расчеты либо положили, либо разбежались кто куда. Оставшиеся артиллеристы пытались отстреливаться из чудом уцелевшей 6-фунтовой полевушки, но стреляли с опаской — ствол старый, чугунный, мог разлететься в любой момент.
Шведы опять полезли на штурм. Уже не лавиной, как с утра, а несколькими плотными «коробками», под прикрытием своих пушек, которые вдруг как вдарили по нам еще сильнее. Синие мундиры, треуголки, штыки блестят на солнце (когда оно вообще проглядывало сквозь дым). Шли чеканя шаг, как на параде, под барабанный бой, который пробивался даже сквозь весь этот грохот.
Жуткое зрелище. Машина смерти, прет и прет, не остановишь.
— К бою! Ружья к бою! — заорал Нефедов.
Солдаты завозились, занимая места у бруствера, взводя курки. Я тоже примостился на своем месте, выбрал позицию получше, откуда хорошо было видно наступающих. Моя фузея — с новыми пружинами, цементированным огнивом, подогнанным замком — была готова. Я в ней был уверен. Ну, почти.
— По первой колонне… Пли! — рявкнул капитан.
Бабахнул залп. Кривой, рваный какой-то. Облако дыма тут же затянуло бруствер. Я выстрелил со всеми, целясь не в кого-то конкретно, а просто в середину этой синей массы. Видел, как несколько фигур в первом ряду упали, но остальные даже шагу не сбавили, просто перешагивали через своих. Дисциплина у шведов, конечно, железная.
— Заряжай! Живее, мать вашу! — орал Нефедов, мечась вдоль траншеи и подгоняя солдат то пинком, то матерком.
Началась эта долгая канитель с перезарядкой. Я действовал уже на автомате, вколачивая в себя армейскую науку и собственные доработки. Патрон на зуб, порох на полку, крышку захлопнуть. Порох в ствол, пыж следом, пулю туда же, шомпол достать, прибить заряд, шомпол на место. Курок взвести. Секунды ползли как улитки. А шведы все ближе и ближе. Уже и рожи их было видно — молодые, старые, злые, сосредоточенные.
Снова бабахнули! Залп еще жиже первого. Осечки, чтоб их через колено! Вижу, солдаты рядом отчаянно щелкают замками, дуют на полки, чертыхаются. Моя, к счастью, сработала снова. Я старался валить наверняка, выцеливал офицеров или тех, кто тащил знамя. Еще один синий хмырь рухнул на землю.
Но шведы уже доперли до самого редута. Вот уже лезут на земляной вал, вот блеснул первый штык над бруствером.
— Штыки! В штыки! — заорал Нефедов, выхватывая шпагу.
Началась рубка. Короткие, злые удары штыков, треск прикладов, хрипы, стоны. Перезарядиться я явно не успевал. Схватил свою фузею за ствол, как дубину. Рядом со мной двое наших отбивались от трех шведов. Один из наших упал, с дырой от штыка. Второй отмахнулся прикладом, но швед увернулся и полоснул его штыком по руке. Кровь хлестанула фонтаном.
И тут меня осенило. Рядом с разбитой пушкой валялся неразорвавшийся картечный заряд — холщовый мешок, набитый мелкой чугунной дробью. А у самого бруствера тлел фитиль, брошенный кем-то из пушкарей. Недолго думая, я рванул к мешку, подхватил его (тяжеленный, зараза!), добежал до края, где перли шведы, чиркнул фитилем по шнуру, торчавшему из мешка, и со всей дури швырнул этот импровизированный «подарок» в самую гущу атакующих.
Рвануло! Не то чтобы сильно, не бомба, конечно, но порох пыхнул, разбросав картечь и горящие ошметки мешковины. Несколько шведов, что были ближе всех, завыли от боли, хватаясь за обожженные рожи и руки. Другие шарахнулись назад в непонятках. Этого минутного замешательства хватило.