— Маленькая, вредная девочка, — вызывая неконтролируемую дрожь и рождая на коже толпы мурашек, прошептал Витя и, вцепившись зубами мне в загривок, резко толкнулся, проникая до упора.

Это было так!.. Так по животному! Так пронзительно, оглушительно и… А-а-а! Разом забыв про смущение, длительное воздержание и отсутствие адекватного опыта, я охнула и протяжно застонала.

— Витя-я-я, — проскулила, комкая дрожащими пальцами покрывало, а он выждал пару секунд и начал размеренно двигаться, постепенно увеличивая амплитуду и скорость толчков.

Его вездесущие руки скользили по моему телу. Мяли и гладили, сжимали грудь, щипали соски, тискали попу, а я орала, стонала, скулила и, кусая губы, ёрзала, пытаясь подстроиться под его движения и хоть немного поучаствовать в процессе.

Будто впервые Витя открывал мне МЕНЯ. Оглушал нежностью, приручал требовательностью, присваивал, каждым поцелуем и движением приближая меня к вселенскому взрыву.

А потом… Уже в преддверии разрядки, когда я начала мелко дрожать и хватать ртом воздух, он вдруг отстранился и, тяжело дыша, прицыкнул языком.

— Витя, — позвала я жалобно и, намекая на продолжение, покрутила попой.

— Вера, прости, — простонал он и, перекатившись набок, повинился: — Совсем забыл, что ты пожелала, чтобы я оставил тебя в покое. Вот я дурак. Такое желание запорол и…

— Убью! — пророкотала я и, пытаясь подлезть под мой грузовик со счастьем, предупредила: — Ща переделывать заставлю.

— Ты же сама просила… — пряча улыбку, фыркнул он, а я скользнула рукой вниз и, ухватив его за кхм-м… питона, засопела.

— Быстро вернулся! Вернее, вошёл… Вернее… Витя, а как мой же стресс?!

— Уверена? — хмыкнул этот гадский провокатор, а я сжала его сокровенное, без слов намекая, что могу обойтись лишь одним органом, но для этого могу и оторвать.

Охнув, Витя тихо рассмеялся и, перекатив меня на спину, навис сверху и ка-а-ак вернулся. Пару движений, и перед глазами полетели звёздочки, меня затрясло, а ногти машинально вонзились в широкие плечи, провоцируя Витю ускориться и последовать за мной.

— Ну и как твой стресс? Полегчало? — немного отдышавшись, уточнил мой Дед Мороз, а я расплылась в широкой улыбке и, подумав, мечтательно вздохнула.

— Вроде, да, но… Ещё хочу!

Глава 32

Вера

В последующую неделю я основательно прописалась в хозяйской спальне без права покидать территорию шикарного самца, объявившего сезон безудержного разврата.

Совесть и стеснение? Не-а, не слышала! Ну либо Лиза, долбанув меня тачкой по многострадальной заднице, напрочь отшибла что-то связанное с вышеперечисленными качествами. Оно поболело и отвалилось, а душевные метания вымело поганой метлой.

Годами взращиваемое чувство ответственности, загнанное в самый дальний закуток мозга, иногда робко выглядывало из-за угла и, густо краснея, шаркало ножкой и тихо напоминало: «Вера, а как же работа?»

Я шикала на эту мерзавку и, закатив глаза, качала головой: «КакОЙ, такОЙ работа? Не знаю, не помню. И вообще, мАя твАя нИ пАнЫмаТ, твою мать! Кыш отсюда! У меня тут вон чё есть. Витя во всей красе и без трусов».

Под натиском этого мужчины мои гормоны разбушевались, а эндорфины, дофамины и прочие показатели счастья и удовлетворённости разбавили кровь примерно на… 99,9%. Остальной мизер оставался на испанский стыд, и даже место на сон и отдых мне не полагалось.

Витя усердно лечил мой «стресс», проводя лечебные процедуры до еды, во время еды и порой вместо еды. Провизию приносила Тамара, но в комнату Витя её не впускал. Пришла чуток не вовремя, считай, еды не досталось.

Целлюлит? Не знакома! Судя по ощущениям за неделю траха-марафона я скинула пару килограмм минимум. В глазах появился опасный блеск, а шальная императрица, запрятанная внутри каждой женщины, расправила плечи, потом достала и старательно отполировала корону, давно закатившуюся неизвестно куда.

Трусы? А зачем? Мои редкие попытки хоть немного соблюсти рамки приличия пресекались на корню. Задолбалась, если честно, выкидывать в мусорку обрывки очередного кружева, павшего под жадным напором Виктора, мать его, Макаровича.

Ой, простите, я сказала это без уважения. Виктор, вашу мамашу, Макарович, не терпел лишних преград, а мои возмущённые визги затыкал поцелуем или чем-то посущественней.

Никогда не думала, что меня будет так вставлять от лохматого мужика с недельной щетиной и голым задом. Вместо парфюма — стойкий запах секса, вместо акекса… асекса… тьфу ты, аксессуаров отпечатки моих зубов и следы ногтей.