– Нина, - вкрадчиво прошептал я, - молись, чтобы с Давидом все было хорошо. Иначе с чемоданами пойдешь ты. И не только из дома, но и со школы, поняла?

Я не слушал, что лопочет мне в ответ эта дура. Сбросил звонок и подошел к будке, чтобы снять цепь с ошейника Герды.

Собака удивленно гавкнула, не понимая что происходит. В такое время я не гулял с ней.

– Девочка моя, нужно немного поработать. Поможешь мне?

Пустые, черные глаза псины зажглись искрой. Она подскочила на все четыре лапы и завиляла хвостом, словно ждала моих указаний.

Герда не была моей собакой. Я забрал ее после смерти брата. Эта блохастая дура была единственным, что осталось от моей семьи. И судя по поведению, Герда это знала. Как знала и то, что в смерти Игоря виноват я.

Все три года мы жили с Гердой почти мирно. Я ее растил, она меня… терпела. И только когда в доме появился этот мальчишка, сын Исмаилова, моя собака снова ожила. Смотреть на это было и больно, и радостно.

Я метнулся обратно в дом и принес куртку Давида. Отлично, он пошел гулять без ветровки, а здесь было прохладно.

– След, Герда. Давай же.

Игорь тренировал свою любимицу. Он знал все, об охотничьих собаках, разбирался в них, содержал как того требует порода. Я же не был таким хорошим хозяином.

И сейчас Герда, как старый боевой танк, которому наконец дали ход, задрожала и рыкнула от восторга.

Мокрый нос уткнулся в воротник куртки и через несколько секунд я бежал вслед за моей собакой.

Нина была права, до реки с красивым названием “Гремучая” было не больше пяти минут быстрого шага, но кто сказал, что Давид сидит и ждет меня там, на берегу? Когда я бежал вслед за Гердой, то готовился к любому развитию событий.

Ветки больно царапали кожу, когда я продирался через кусты вслед за собакой. Дыхание сбилось, а сердце стучало как бешеное. Но я не отставал ни на шаг. Бежал вперед и гнал от себя страшные мысли.

Гремучая не зря носила такое название. Маленькая и неприметная река с сильным течением легко уносила на глубину даже взрослых мужиков. А тут ребенок. На последнем отрезке Герда сорвалась с поводка и с лаем кинулась к крутому берегу, на котором лежала детская одежда.

Джинсы и тонкая трикотажная кофта.

– Герда, стой!

Вопреки ожиданиям, не все собаки хорошо плавают. Моя вот до глупого боялась воды. Даже купалась она с уговорами и угрозами, что уж говорить о страшной шумящей реке.

Но сейчас ее было не унять.

Она с разбегу прыгнула с небольшого обрыва прямо вниз, и перебирая всеми лапами стала грести вдоль берега.

– Совсем ополоумели, - выругался я, на ходу скидывая тяжелую куртку и кроссовки. На то чтобы раздеться полностью не было времени.

Я не смог повторить за Гердой, так как точно помнил, что в том месте, где приземлилась собака, человек моей комплекции легко сломает ногу. Вместо этого я потратил лишние три минуты, чтобы найти пологий спуск и вернуться туда, откуда доносился лай.

Чертыхаясь и кляня себя почем зря, я с усилием греб против течения. Здесь было не глубоко, я легко доставал до дна реки, но идти по скользкому илистому дну было еще сложнее чем плыть.

Наконец, обогнув очередной выступающий край, я попал в самый грязный и самый зловонный участок реки. Летом здесь распускались кувшинки, сейчас же стоял зеленый ил, а вода была густой и вязкой, как кисель.

– Герда, фу, - послышался тихий голос Давида.

Через секунду мокрая, грязная голова мальчика показалась на поверхности, а сам он принялся отмахиваться руками от моей не то тонущей, не то спасающей его собаки.

Только увидев, что ребенок жив, я смог выдохнуть.

Слава Богу.

Слава, мать его, всем Богам на свете!

На этот раз я успел.

В некоторые моменты ты не контролируешь свои поступки и силу, которую прикладываешь для их осуществления. Я не понимаю как, но точно помню, что одним рывком вытащил Давида из тины и толкнул его почти до самого берега. Герду же схватил за ошейник и поволок за собой, не смотря на то, как она сопротивлялась.

Из воды я вышел последним и сразу упал на колени. Рядом со мной приземлился Давид. Он обхватил себя руками, пока крохотное тельце дрожало в ознобе.

Я сердито зыркнул на мальчика.

Жалкий, как полевая мышь. Губы посинели и дрожат, на ресницах повисли тяжелые мутные капли. По хорошему надо бы выпороть дурака, но вместо этого я дотянулся до куртки и кинул ее в ребенка.

– Вытрись, а то простудишься.

– Спа-спа-спасибо, - его зубы выбивали неровную дробь.

Герда легла нам в ноги и ткнулась мокрой голову Давиду в колено. Тот непроизвольно опустил руку и погладил мою девочку за ухом, отчего та довольно заурчала.

– Ты зачем в воду полез?