Шрифт:
Приходили на пляж девушки-гимнастки, наверное, все из одного кружка или секции, потому что купальники на них были пошиты на один фасон. Они появлялись вечером, в четыре часа, юные, подтянутые, смуглые от загара. Плавали быстро и далеко, с силой рассекая воду взмахами рук. Не то что Раиса, саженками. С ними была тренер, женщина ее лет, мускулистая, плотная, с короткой, почти мужской стрижкой. Она мало плавала, больше наблюдала за подопечными с берега и поглядывала на часы. Но играть и дурачиться в полосе прибоя пловцам никогда не мешала. Те хохотали, бегали, брызгались. Как-то построились всемером на берегу в пирамиду, красиво, как на соревнованиях. А затем ухватили девчонку в центре пирамиды за ноги и перевернули вверх тормашками. Она повисела так, а потом ухватила что-то в воде и бросила в соседку. Хохот, визг, пирамида рассыпалась - оказалась, краба на купальник прицепила.
В первые дни, как ни предупреждали в санатории, что с солнцем осторожной надо быть, Раиса здорово обгорела. Никакие призывы “товарищи, соблюдайте режим!”, не могли вытащить с пляжа тех, кто прежде не видел моря и не знал, какое оно бывает.
Огромные валуны поросли роскошными бородами из водорослей, в морской зелени водились крохотные полосатые рыбки. Раиса готова была часами любоваться этим живым аквариумом, сидя в полосе прибоя. Колыхались в волне медузы, похожие на стеклянные блюдца. Мелких, без щупалец, можно было брать в руки, большие, с синей каймой по краю купола здорово обжигали и от них следовало держаться подальше.
Небо оставалось почти безоблачным и ярким, будто вымытым. Вечерами огненное, по утрам - прозрачно-синее. А ночью его засыпало звездами, крупными, как земляника. Нигде прежде Раиса не видела звезд настолько больших и близких. Млечный Путь выглядел мало что не сплошной полосой, мазком белой краски по бархату. Луна выплывала из-за скал тоже огромная, ярко-рыжая, как спелый абрикос.
В конце концов Раиса не удержалась, купила у художника на набережной ночной пейзаж, нарисованный сочными яркими красками на куске фанеры. В рамку вставим, будем дома зимой море вспоминать.
У набережной покачивались лодки, они возили отдыхающих на дальние пляжи, к подножию отвесных скал, поросших можжевельником. Тут же у причалов сидели рыболовы, рядом на мостовой грелись и ожидали свою долю улова разноцветные крымские кошки.
Когда первая неделя отдыха подошла к концу, Раиса снова чувствовала себя бодрой и крепкой и радовалась, что опять может много ходить. Съездила в Севастополь, за день обошла почти весь центр города, от Приморского бульвара и пристани Третьего Интернационала, до узких старинных улочек, идущих под немыслимыми углами то вверх, то вниз.
По центральным улицам катились, позвякивая, трамваи. Дома в городе невысокие красивые, многие с колоннами или угловыми башенками, отчего весь он выглядел, что та затейливая детская игрушка. На окраинах росли неведомые Раисе деревья и цветы, и непременно в каждом дворе - виноград. Лозы увивали старинные каменные ограды, тянулись по кирпичным стенам.
Вечерами стала выбираться в Балаклаву, в городской парк на танцы. Там куда веселее, чем в санатории, народу больше и не патефон заводили, а играл настоящий оркестр. Туда ходила, наверное, половина города. Много было военных, особенно моряков. В первый же вечер Раису закружил в вальсе молодцеватый лейтенант, судя по форме - летчик, да так закружил, что она почувствовала себя детским волчком. Еле на ногах устояла!
– Что, перекрутил вас на виражах?
– спросил лейтенант, - Виноват, с нашим братом танцевать трудно. Мы не закруживаемся, привычные!
– В другой раз с вашим братом только танго, - отвечала Раиса.
Но оркестр без перехода заиграл “Рио-Риту”, и ее снова кто-то подхватил. Рядом танцевала забавная пара: милиционер в белой форменной рубашке и девочка лет десяти.
– Ирочка, я уже запыхался. Может, домой?
– Ну, папа… - тянула она.
– Ну давай последний раз!
В саду вокруг санатория водилась какая-то живность, и не похоже, что птицы - ночью кто-то карабкался по веткам, шуршали маленькие коготки. Раисе так ни разу не удалось увидеть, кто там водится. Хотя она даже как-то горсть орехов положила на подоконник, в надежде прикормить.
Ее соседка по комнате, та самая, с безупречной фигурой, любительница загорать, уверяла, что это каменная куница. “Не будет хищница ваши орешки, Рая! Это именно куница, я вам как биолог, с ручательством!”
Биолог все-таки переусердствовала с пляжем, обожгла свой красивый нос и проводила дни в тени на террасе, намазав лицо сметаной. “Мы с вами с севера, все равно будем обгорать, как ни осторожничай!”
К концу отдыха обнаружилось досадное: кончились деньги. Все, взятое с собой, Раиса безоглядно потратила. Себе шкатулку с ракушками, подругам подарки, кому - зеркальце в рамке из тех же ракушек, кому - гребешок из можжевельника. Картина еще эта с луной и морем... Словом, когда спохватилась, обнаружила, что у нее осталось где-то рубль с мелочью. Не рассчитала!
Под вечер, уже попрощавшись с санаторием, Раиса шла по набережной с потяжелевшим чемоданчиком, и старалась держаться поближе к воде, чтобы дул ветер с моря, и не доносило от берега запах выпечки и жареной рыбы.
– Сама виновата, - выговаривала она себе.
– Растранжирила отпускные, будет тебе чай на вокзале. Не отощаешь, небось!
Ноги гудели от усталости, а правую, похоже, натерла. Ручка чемодана грозила оторваться. В конце-концов, Раиса нашла свободную скамейку и устроилась на ней лицом к морю. Ехать на вокзал было еще рано, и чтобы отвлечься, она начала сочинять, пока про себя, письмо брату в Свердловскую область. Вот кому можно расписать во всех подробностях, какое оно, южное море, и какие неведомы зверушки прячутся в ветках в санаторном парке. Володька ей никогда не скажет “повезло тебе, сестренка!”. И все всегда поймет.