Она взялась за дело. Внутрь еще продолжали что-то заносить. Появились из отдельной укладки два стерилизатора с прикрепленными бумажками с надписью “стерильно”. Один комплект чистого инструмента привезли с собой. Казалось, при таком спешном переезде суета должна быть страшная, но все шло четко и быстро. Ермолаев с блокнотом в руках, вытащив из-за отворота пилотки карандаш, отмечал по списку: “Столы - развернуты, инструменты - выложены, перевязочный материал - на месте”.

– Петренко, примуса заправлены?

– Заправлены, порядок, - доложила хлопотавшая у столов сержант.

– Иглы запасные где от них? На месте?
– узнав, что на месте, Ермолаев с явным облегчением вздохнул. Оказалось, что такая мелочь, как иголка для примуса - страшно редкая на войне вещь и не ровен час потеряешь!

Наконец, перевязочная была готова, Ермолаев отправил девушек заниматься соседней палаткой и обернулся к Раисе, которой теперь досталось следить за автоклавом.

– С правилами и методами сортировки знакомы?

– Не очень, - призналась она.
– На курсах было, перед войной… Но помню плохо.

– Понятно. Шоковые - в шоковую. Умеете шок определять?
– и, не дожидаясь ответа, продолжил, - Все полостные, все со жгутами - на шок подозрительны. Слабый быстрый пульс, бледность, холодный пот, полусознание - шок.

Раиса сразу вспомнила про давление, которое у шоковых тоже очень характерно меняется, но Ермолаев только головой качнул:

– Нечем мерять. С прошлой бомбежки нечем, последний аппарат треснул. Только по пульсу и общему состоянию. И запомните главное - тяжелые никогда не кричат. Если кричит и ругается, значит силы есть. Без шока жгуты, зажимы в ране, полостные - марка О-1, операционная, первая очередь, - Ермолаев указал на стопки разноцветных картонных квадратиков на одном из столов.

– Переломы, крупные раны - вот тут только опыт. Вы где до войны работали? В хирургии? Это хорошо, но тут будет то, чего ни в одной гражданской больнице не было. Кто хорошо иммобилизован и в удовлетворительном состоянии - эвакуация, Э-1. Остальные - Э-2. Легкораненые, с хорошими повязками, если ходить-стрелять могут - в команду выздоравливающих, иначе - Э-2. Что непонятно - спрашивайте, первую сортировку вдвоем делаем. Здесь, в дивизии, оперируем только тех, кто от дальнейшей транспортировки затяжелеет. Сбившиеся повязки, сбившиеся шины - П-1 или П-2, в перевязочную, по состоянию раненого...

Полог палатки колыхнулся и внутрь тяжелой походкой вошел сам командир. Ермолаев тут же подобрался и вздернув ладонь к непокрытой голове, пилотку он оставил на столе рядом с блокнотом, начал торопливо докладывать, что развертывание перевязочной закончено. Денисенко не стал его поправлять, только рукой махнул:

– Закончено - добре. Всей завтрашней смене отбой. Поглядим еще, сколько нам спать дадут. Напоминаю, Романов с арьергандной частью медпункта должен с рассветом подъехать, значит, прямо до рассвета раненых повезут.

Пришлось еще дождаться, пока отработает автоклав. Над палатками висела черная южная ночь, без луны, но с россыпью звезд, крупных как соль.

– Погода плохая, - Ермолаев поежился, - летная. А мы с маскировкой не успели. Пойдемте, я вас провожу. Девчата там живут, их палатка за можжевельниками, слева от кухни.

В темноте он ориентировался свободно, не иначе, видел как кошка. Раиса ступала осторожно, больше всего боясь свалиться впотьмах в одну из вырытых щелей.

– Вас все-таки по отчеству как?
– спросил Ермолаев, слегка смущенный.
– Никак к званиям не привыкну.

– Раиса Ивановна, если по отчеству. Понимаю, с непривычки на военный лад сложно. Вас-то как?

– Илья. Можно без отчества, все-таки вы старше. А со званиями я вечно ошибаюсь. Это еще командир хороший, Степан Григорьевич никогда не ругается, если ошибусь. А пока была строевая, в Ялте, ох как мне попадало... Вы сами давно в армии?

Пришлось объяснить, что еще с июля, но пока скитаться по фронтовым дорогам выпадало больше, чем работать. Ермолаев оказался даже моложе, чем Раисе сначала глянулось, ему только двадцать три года. Работал в Ялте, на “скорой помощи”. Тоже с первых дней войны призван. Но он уже знает, что такое медсанбат, а для Раисы тут пока все внове.

– Вот та палатка с краю, там все наши девчата, - Ермолаев указал Раисе куда-то в сторону чернеющих на фоне неба кустов можжевельника.
– Слышали разрывы? На артподготовку похоже - не иначе, с рассветом опять попрут. Только вот один день перед вами выпало отдышаться. А так, увидите, смены тяжелые. Товарищ командир недоволен, как в полках работают. Часто бывает, что шины плохо наложены. Шоковых мало...
– Ермолаев вздохнул как-то по-стариковски.

– Мало?
– не поняла беду Раиса.