Щеки тоже запылали.

— Господин Эфрим, кейроба можно будет переправлять в Родолесс только через пару недель, когда раны… — начала я.

— Навещайте свою бестию! — с жаром перебил ректор. — Для вас портальная башня будет свободна в любое время! Но окажите дружескую услугу: возвращайтесь во дворец.

Не глядя друг на друга, в страшнейшем конфузе мы синхронно прихлебнули из стаканов остывший чай и скривились от горечи.

— Раз вы просите… — пробормотала я, проглотив размякший лепесток.

— Ради учебного процесса! — напомнил ректор.

— Только ради него, — поспешно согласилась я.

Оставалось собрать внезапно большую компанию по академии и объявить светлую новость, что мы все дружно переселяемся в Хайдес. Для начала решила всполошить творца, но с наскока осчастливить его не удалось. Студия оказалась заперта на замок. На стук донесся недовольный голос, чтобы все, кто стоит в коридоре, проваливали и поскорее.

— Лучше открой, — посоветовала я.

Январин отворил с недовольной миной. На лестницу выплеснулся дневной свет, повеяло особым запахом художественной студии: масляных красок и алхимического растворителя.

— Я занят, — с большим апломбом заявил Ян, вновь заворачиваясь в образ Янгеля Подлунного. Осталось только костюмчики вернуть, соорудить на голове начес и поменять обычную сережку в ухе на бриллиантовую из драконьей сокровищницы.

— Господин Лунецкий…

— Подлунный, я бы попросил, — важно поправил он.

— Попросишь у своих фанаток, — осадила я. — Начинай упаковываться. Мы переезжаем во дворец. Портальный переход в семь вечера.

— Совершенно невозможно, — внезапно отказался Ян, словно у него был выбор. — Во дворце будет другое освещение.

Не успела я задать вопрос, есть ли разница, при каком освещении доделывать рисунки для альбома, посвященного кейробу, как из студии донесся капризный голос Данри:

— Янгель, вы где? Я полностью готова.

— Ну ты договорись, что мы переедем в другой день, — попрощался он, торопясь вернуться к обожаемой музе.

Я ловко подставила ногу, не позволяя ему захлопнуть у меня перед носом дверь, и вломилась в студию. Данри сидела напротив окна, а вокруг нее суетились горничные: поправляли лежащие идеальной волной волосы, подкрашивали губы нежной помадой.

— Как хорошо, что вы здесь! — воскликнула она, отогнав девушек рукой, как надоедливых мух. — Мы с господином Подлунным говорили, что было бы неплохо добавить к портрету какую-нибудь зверушку. Я думала про пересмешника.

— Кому неплохо? — въедливо уточнила я, отказываясь жертвовать мелким хулиганом.

Пересмешнику и без портретов нормально: ест, спит, изредка наводит шороху и передразнивает всех, кого планирует в будущем сожрать. В списке был целый замок студентов, пара преподавателей и художник.

— Пересмешник мне отлично подойдет! — пояснила Данри.

— Он вас сожрет, — предрекла я и повернулась к Яну, смотревшему на свою музу влюбленными глазами. — А тебя я сама скормлю кейробу, если к семи вечера не обнаружу в портальной башне с вещами, господин Лунецкий.

— Мое имя Янгель Подлунный! — фальцетом крикнул мне в спину художник, когда я выходила из студии.

Отправляли нас одним рейсом с сундуками, служанками и мелкой бестией в переноске. Напоследок в башне появилась Ольга и вручила Илайсу томик стихов в благодарность за спасение на водопаде. Дескать, она долго раздумывала, чем удивить дракона, и решила, что тонко чувствующий мужчина непременно проникнется поэзией.

Тонко чувствующий мужчина прочувствовал размер проблемы и замер, разглядывая томик с таким лицом, словно ему всучили брачный браслет. Я дернула глазом, понимая, что беднягу случайно или нарочно втягивают в круговорот обмена дарами, и ничем хорошим для холостого дракона аттракцион щедрости не закончится. Сам не просечет, как окажется окольцованным.

— Какое коварство, — пробормотал он, когда закрылись ворота и загудел портал. — Что безопасного мне отправить ей в ответ?

— Мазь от растяжений, — фыркнула я.

Мы переместились в величественный зал драконьего дворца. Тускло светились стены, эхо подхватывало любые шорохи. Судорожный вздох придавленного портальным переходом художника тоже красиво вознесся к потолку.

Широкие, высокие двери торжественно отворились, и вошел Эсхард. Он выглядел великолепно в дорогой одежде, с аккуратно подстриженной бородой, блестящими медными волосами, полностью готовый ко второму свиданию. И замер, окинув нас задумчивым взглядом.

Данри окружали служанки, художник висел на Илайсе, у меня в руках истерично тряслась переноска, а вокруг лежал кое-как пристроенный багаж. В возникшей тишине вдруг раздался громкий щелчок, и крышка одного сундука резко открылась, явив миру разноцветные женские наряды.