Шрифт:
Мир притаился, пока мы целовались без стеснения и бессмысленной целомудренности. Руки Эсхарда крепко меня сжимали, а я цеплялась за его рубашку, стараясь сохранить точку опоры.
Поцелуй осушил ярость и оборвался. Я чувствовала себя оглушенной, остро хотелось продолжения. Пришлось отступить на шаг. Владыка предложил отличный способ примирения, но, к сожалению, он не заменял слова и не сглаживал углы, разве что на некоторое время притуплял разногласия.
Эсхард словно чего-то ждал.
— Ты меня не ударишь? — наконец спросил он. — Я не буду уворачиваться.
Стало смешно.
— Умоляю, не вынуждай строить из себя недотрогу, — ответила я. — Грешно бить мужчину, который целуется, как ты. Но объяснить, почему ты так сильно разозлился, Эсхард, тебе стоит. Я умею слышать и понимать. Пожалуйста, на родолесском, твой древний драконий язык мне неведом.
— Понятия не имею, почему заговорил на эсхире. Не вспоминал его лет десять, — со смешком признался он и, сжав мои плечи, заглянул в лицо. — Ты кажешься мне очень хрупкой, Виталия. Я испытываю потребность тебя оберегать и забываю, что не играешь в боевого мага, ты и есть такая.
— Ладно. — Я помолчала. — Ясно. Драконьи инстинкты. Это я могу понять.
Эсхард посмотрел на меня странно, как на юродивую, и отпустил плечи.
— Госпожа Егорьева, слышать вы, может, способны, но с пониманием у вас явно не заладилось, — прокомментировал он. — Но мне в вас нравится все, даже драконья слепота.
— Вообще, в Родолессе говорят «куриная слепота», — намекнула я, что расслышала иронию в «трепетном» признании.
— В Родолессе живут мудрые люди, — хмыкнул он. — Если ты жаждешь получить свою бестию, то надо возвращаться. Но мы можем остаться и еще порассуждать, чем друг друга злим.
Поругаемся и опять помиримся. Повторять можно бесконечно, по кругу, как с подарками. Мне понравился способ примирения Эсхарда Нордвея.
Кейроба привезли на закате, и в бестиарии внезапно наступила тишина, плененные в загонах звери примолкли. Магическая клетка, стоящая на открытой повозке, ходила ходуном. Вспыхивали опутанные защитными заклятьями прутья.
— Твоя кошка, госпожа бестиолог, — с иронией прокомментировал Илайс.
Стоило приблизиться к повозке, как кейроб замер и поменял ипостась. Черная кошка с раненным крылом стихла и легла, по всей видимости, признавая во мне сильнейшего хищника.
— Что-то я тоже начинаю тебя бояться, — не удержался от ехидного замечания дракон.
***
Ректор Эфрим налил из пузатого чайничка в стакан травяной чай и протянул мне. Поблагодарив за неожиданное гостеприимство, я сделала глоток. Крепкий отвар оказался безнадежно остывшим и горчил.
Ректор откинулся в кресле, прихлебнул из своего стакана и торжественно поздравил меня с пленением кейроба, который, без сомнения, станет главным достоянием бестиария Залесской академии. И наверняка подарит мне профессорский значок. Об этом мы, правда, говорить не стали.
— Слышал, что сегодня у вас на семь вечера запланирован портальный переход в Хайдес, — ректор начал издалека, но явно устремился к цели нашего разговора.
Вчера днем владыка довел до трясучки главного академического лекаря, вынужденного проверять мои синяки и ссадины, а потом вернулся во дворец. Данри как будто случайно забыл, чем привел в неописуемый восторг художника.
— Какие у тебя планы на завтрашний вечер? Не против приехать ко мне? — предложил Эсхард, когда мы прощались в портальной башне.
Впервые с момента знакомства Эсхард Нордвей не повелевал, а спрашивал согласия. Видимо, его проняла пламенная речь возле повозки. Я настолько изумилась, что не сразу осознала, о чем идет речь, точно разучилась понимать родолесский язык…
— Госпожа Егорьева? — вернул меня в реальность ректор.
— Да?
Внезапно я поймала себя на том, что, предвкушая свидание во дворце, улыбаюсь. Ректору Эфриму. Уважаемый дракон явно почувствовал себя не в своей тарелке.
— Вы хотели что-то передать кейриму? — прочистив горло, спросила у него.
— Вас!
— В каком смысле?
— Позвольте мне быть откровенным, — начал он самым располагающим тоном. — Я, конечно, счастлив, что нашей академии выпала честь работать с Родолессом, но до вашего появления Эсхард возникал на острове раз в пять лет. Понимаете?
У меня начали гореть уши, словно кто-то отчаянно ругал. Видимо, ректор и ругал. Мысленно.
— Возможно, ему нравится остров Вариби? — выдвинула я нелепое со всех сторон предположение.
— Нет, — покачал головой он. — Не нравится. Эсхард всегда ненавидел влажный климат и холод. Мы с вами знаем, что кейрим приезжает исключительно по одной причине: здесь вы, госпожа Егорьева. Академия больше не может каждую неделю встречать кейрима. У нас встает учебный процесс!