— Давайте проведем эксперимент, Виктор Павлович. Посмотрим, что случится с вашими показателями, если я уйду. Сколько людей умрет в первую неделю? Десять? Двадцать? И как быстро Министерство пришлет своих ревизоров, чтобы выяснить, почему ваша смертность внезапно подскочила на 200 %?

Зоркин побледнел, но продолжал упрямо смотреть на Харистова.

— Однажды ваше высокомерие приведет вас к падению. И я буду там, чтобы это увидеть.

— Если вы к тому времени не умрете от инсульта из-за своей ожирения и гипертонии, — Альберт направился к двери. — Кстати, ваш левый глаз слегка опущен. Рекомендую проверить давление.

— Вон из моего кабинета! — крикнул Зоркин вслед.

Альберт вышел, тихо закрыв за собой дверь. В коридоре он остановился, прислонившись к стене. Головная боль усиливалась, несмотря на нейромодулятор. Слова Строгова о технологиях обнаружения ИИ беспокоили его больше, чем он готов был признать. Если ГКМБ узнает о Нейро…

— Доктор Харистов? — раздался женский голос, прервавший его мысли.

Альберт поднял глаза. Перед ним стояла молодая женщина в белом халате — хрупкая, с короткими рыжими волосами и яркими зелеными глазами, которые смотрели на него с тревогой.

— Что еще, Светлова? — устало спросил он, узнав медсестру из хирургического отделения.

— У нас экстренный случай в третьей операционной, — быстро проговорила Маргарита. — Мельников пытается провести трепанацию пациенту с субдуральной гематомой, но я видела КТ, там явное смещение. Он не слушает меня, говорит, что медсестре лучше заткнуться и подавать инструменты.

Альберт выпрямился, мгновенно собравшись.

— Он что, совсем с ума сошел? Кто анестезиолог?

— Ковалев. Он пьян, — Маргарита произнесла это тихо, но твердо. — Я чувствую запах даже через маску.

— Черт возьми, — Альберт без дальнейших слов быстрым шагом направился к лифтам. Маргарита последовала за ним. — Давно они начали?

— Пятнадцать минут назад. Пациент — мужчина, 42 года, мотоциклетная авария.

— Предоперационная подготовка?

— Минимальная. Антибиотики не вводили из-за «аллергии», хотя в карте ничего об этом нет. КТ провели на старом аппарате, качество снимков плохое.

Альберт нажал кнопку лифта и достал сигарету.

— Доктор, здесь нельзя… — начала Маргарита.

— Заткнись, Светлова, — он закурил. — Я собираюсь спасти идиота, которому Мельников уже наверняка проковырял мозг не в том месте, и пьяного Ковалева, который скоро останется без лицензии, если она у него вообще есть. Мне нужны эти тридцать секунд и никотин.

Маргарита замолчала, неожиданно понимающе кивнув. Когда они вошли в лифт, Альберт быстро затушил сигарету о подошву ботинка и спрятал окурок в карман.

— Смотри и учись, Светлова, — сказал он, когда двери лифта закрылись. — Сейчас ты увидишь, как спасают людей от других так называемых врачей.

— Я знаю, — тихо ответила она. — Поэтому и пришла за вами.

Альберт удивленно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Возможно, эта рыжая выскочка не так глупа, как остальной персонал.

Третья операционная представляла собой печальное зрелище даже по меркам Городской больницы № 4. Тусклый свет, устаревшее оборудование, подтеки на стенах. Посреди этого упадка, на операционном столе лежал мужчина с наполовину обритой головой, над которым склонился доктор Мельников — тощий, нервный хирург с трясущимися руками.

— Что за черт? — воскликнул Мельников, когда Альберт ворвался в операционную, уже в стерильной одежде, которую он натянул с рекордной скоростью. — Харистов, это моя операция!

— Была твоей, — отрезал Альберт, бросив взгляд на монитор с жизненными показателями пациента. — Светлова, выведите доктора Ковалева в комнату отдыха и держите его там. Мне нужен трезвый анестезиолог.

— Но у нас нет сейчас другого… — начала медсестра.

— Елена Воронина в неврологии. Скажите, что я вызываю ее для экстренной консультации. Она умеет управляться с наркозом.

Маргарита кивнула и быстро подошла к пошатывающемуся анестезиологу, который даже не сопротивлялся, когда она вывела его из операционной.

— Ты не имеешь права… — начал Мельников, но Альберт перебил его, бросив взгляд на открытую часть черепа пациента.

— Заткнись и отойди, — он склонился над пациентом. — Ты делаешь разрез в двух сантиметрах от места гематомы. Еще немного, и ты бы повредил сагиттальный синус. Это было бы убийство, а не операция.

— Я следовал протоколу! — защищался Мельников.