Шрифт:
“Мама приглашает нас на юбилей!”
С каждым сообщением я заводился всё больше. Каких — «нас»?! Есть я, есть эта блаженная идиотка, с чего-то решившая, что случайный половой акт под препаратами – это начало новых отношений. И есть результат этого случайного акта, про который она не уставала мне напоминать. Присылала снимки УЗИ, предлагала варианты имен, и всячески совала своё пузо на первый план.
И это ещё не всё!
Юля упорно пыталась сыграть на моих мужских слабостях и присылала фотографии интимного характера.
“Смотри, какая она красивая стала, сочная. Изнывает от желания.…”
И на фото голая грудь. Просто два надутых бидона. Наверное, это было бы даже красиво, расти они на ком-то другом. А Юля со всем её суповым набором не вызывала у меня ничего, кроме отторжения.
— Дрянь, — прошипел сквозь зубы, удаляя это дерьмище из переписки.
Надо поговорить с Ланой…
Опять!
И я ломанулся к ней, прекрасно понимая, что снова буду послан. Плевать. Пусть посылает, пусть злится, всё равно буду ходить. На пузе буду ползать, бегать вокруг нее кругами.
Увы, забег не удался. В кабинете ее не оказалось. Компьютер выключен, на столе идеальный порядок, в шкафу — пусто. Сбежала. И я понятия не имел, куда! Она больше не считала нужным ставить меня в известность о своих передвижениях, и выкинула меня из круга доверенных лиц.
Я выругался и вернулся к себе. Потряхивало. Хотелось куда-то нестись, искать её, ловить. И только понимание, что нахрен я сейчас ей не сдался со своими поисками, удерживало на месте.
Работать в таком состоянии не получалось, все валилось из рук, поэтому я собрался и, не мешкая, покинул кабинет. Все равно работник из меня сегодня никакой. Надо выдохнуть, прийти в себя, глядишь и прояснится что-то в голове, найдется выход из этого звездеца.
Однако звездец так просто отступать не собирался. У лифтов мне повстречался Кирилл, который тоже решил пораньше свинтить с рабочего место.
37.
Мы стояли в ожидании лифта и молчали, но градус напряжения нарастал и без слов. Я едва сдерживался, чтобы не впечатать его в стену. Он, кажется, тоже.
А тут ещё Глеб Прохоров позвонил:
— Занят?
— Нет.
— В баню хочешь?
— Да.
— Приезжай. Только рыбы копченой захвати.
— Хорошо.
Вот и весь разговор.
И Кир, стоявший достаточно близко, тоже его услышал.
— М-м-м-м, в баню, значит, собрался.
— Не твоё дело, — рыкнул я и первым вошел в кабинку.
Кирилл следом за мной не сунулся. Вместо этого небрежно махнул рукой:
— Я на следующем. Банным шмарам привет!
Ах ты козел! Я ринулся к нему, но двери захлопнулись прямо перед моим носом.
Мля!!!!
В полнейшем бешенстве я вылетел из здания на улицу. Заскочил в машину и со всей дури утопил педаль газа в пол.
Крыло меня. Не по-детски. И винить было некого.
Я заехал за рыбой – набрал без разбора целый пакет и отправился в баню. Наше место встречи с мужиками. Простая банька на окраине, и никаких баб! Кто бы там что ни думал.
Это логово, в котором мы встречались, лупили друг друга вениками, пили и делились наболевшим.
— Ты гляди, какая у него недовольная морда, — усмехнулся Степан, когда я ввалился к ним. Злой, замученный, с вязанкой рыбы.
— На свою посмотри, — огрызнулся я, — настроение ни к черту.
Мы обменялись рукопожатиями. Потом поели, попарились, отвели душу. Вроде стало легче. По крайней мере я был готов начать говорить.
— Мужики, у меня ситуэйшен— полная задница! Я не говорил вам.… Стыдно было.… — я устало потер шею, вздохнул и продолжил, — у меня ребёнок скоро будет.
— Это же хорошо, — сказал Степан, но увидев мою перекошенную физиономию, уточнил, — хорошо ведь?
— Ни хрена хорошего. Ребёнок не от Ланы….
При этих словах Глеб закашлялся. Пришлось стучать по спине.
— Ты….
— Да, я — мерзавец. Заделал пузо Ланкиной племяннице. По дебильной случайности. Пытался скрыть, но ни черта не вышло, и теперь жена не хочет меня знать. Собралась подавать на развод. Что делать — не знаю. Пытался объяснить ей, как всё получилось, но она слушать не хочет ничего.
В двух словах пересказал им, как попал на раздачу, из-за того, что один долбозавр притащил на вечер «весёлые таблеточки».
— В общем, я не знаю, как так вышло, но это — полная задница.
Степан досадливо поморщился, а Глеб хмыкнул: