Шрифт:
Но мысли прерывает голос Хокона:
— Толя, у тебя будет возможность с моим другом сегодня в Москве встретиться? Просто он завтра утром улетает.
— И тебе привет! — ухмыляюсь я. — Будет, конечно. Говори, где и когда?
— Ты скажи, где находишься, он сам приедет. Это по нашим боксёрским клубам!
— Я сейчас в вашем посольстве, на приёме. Часик ещё тут буду, пусть приезжает.
Трубку снова отдают Марте, и мы с подругой некоторое время щебечем о своём. Но, увидев нервное лицо Марит, я торопливо сворачиваю разговор, чуть не забыв спросить главное. Нет, не про то, почему подружка так тяжело дышала, а про фильм!
— Фильм? Первый раз слышу! Наша семья точно никому ничего не поручала! — в голосе Марты звучит неподдельное удивление.
Я напрягся.
— Но этого режиссёра я знаю, он дядя моей знакомой… — продолжает она. — Дай трубку ему!
Нильс нехотя берёт трубку и вяло говорит что-то по-норвежски. Разумеется, мне ничего не переводят, но часть слов я понимаю. И, похоже, мужик оправдывается.
— Ты представляешь, Варвара, эта самка ненасытная, решила с тобой через дядю познакомиться! — на плохом русском с возмущением говорит Марта.
— Какая Варвара? — голос чуть не дал петуха, будто меня только что уличили в измене. — Та самая, которая ушла к Птибурдукову?
— Куда она ушла?! — Марта искренне уже на немецком не понимает. — Варвара, или Барбара, по-нашему. Она саамка по национальности и очень… любвеобильная особа. Уже снималась в фильме у дяди…
— Тьфу! Да чёрт с ней! Так мне сниматься или нет?! — прерываю я Марту, видя, что времени уже почти совсем не остается.
— Как сам решишь! — отвечает принцесса и предупреждает: — Но если полезешь к Барбаре… буду очень зла!
— К Варваре и близко не подойду! — торжественно обещаю я и прощаюсь.
— Толя! Ты спросил, что я делаю? — спохватывается Марта. — Да мы тут бегаем, у нас сегодня праздник спортивный…
Но в этот момент у меня буквально выхватывают трубку из рук.
— Целую! Пока! — успеваю крикнуть напоследок.
— Надо идти! — торопит атташе и тянет меня за многострадальный рукав.
Ну вот оторвут мне его сегодня, как пить дать!
Глава 12
Торопимся в зал приёма. Народу там уже — под сотню, не меньше. Стоят и фуршетные столы, на которые с голодным интересом поглядывают советские деятели культуры. Странно, что закуска на них имеется, а из алкоголя ничего нет. Только сок, минералка и прочее.
— А что, выпить не предложат? — спрашиваю я у ещё молодого, но уже усатого Никиты Михалкова.
— Так, сухой закон же не отменили, — бурчит он с видимым сожалением.
— Ну хоть шампанское бы поставили для отвода глаз, — вздыхаю я.
— Тоже верно, — прячет усмешку в усах Никита. — Для советского человека праздник без градуса — это как фильм без концовки. Вроде шли-шли к чему-то, а финал обрубили.
Мы переглянулись, поняв друг друга без слов, как два человека, которые точно знают: где-то тут, в кулуарах, у кого-то в портфеле явно заныкана початая чекушка на такой случай.
Да, борьба с пьянством ещё не завершена окончательным поражением. Вернее, она уже проиграна, но там, наверху, отказываются это признавать и ещё бодро рапортуют про трезвость масс. Хотя мне-то что? Пить я не хочу, есть — тоже. Задачу-минимум выполнил — с режиссёром поговорил. Но уйти сейчас не могу — надо дождаться приятеля Хокона.
Тем временем выясняется, что моего нового знакомца из музея — того самого Зубова — будут чем-то награждать! Вообще, в зале много деятелей культуры. Кроме норвежского режиссёра, например, есть ещё один режиссёр, хотя сейчас он больше актёр — этот самый Михалков. А за роялем сидит наш знаменитый пианист. Ну, мне он, конечно, неизвестен, но другие его выступление слушают с трепетом.
Речь сменяется речью, выступление — выступлением, а я стою в углу, старательно прячась за колонну, чтобы не выглядеть клоуном со своим норвежским орденом, который, как назло, привлекает к себе излишнее внимание. И вдруг, сквозь гул голосов и тоскливое бренчание пианиста, слышу:
— А давайте попросим высказаться на эту тему известного спортсмена, олимпийского чемпиона и кавалера ордена Заслуг первой степени господина Штыбу!
Голос посла Норвегии, господина Йоханнесена, звучит громко, чётко и абсолютно беспощадно.
«Какую тему?! И почему, собственно, меня?!» — крутятся в голове мысли.
Чувствую, как внутри меня нарастает паника, ведь я прослушал, о чём трындели тут остальные. И что делать? Теперь я окончательно у всех на виду, и даже те, кто до этого и понятия не имел, кто тут такой Штыба, теперь по направлению чужих взглядов безошибочно вычислили, что Сыроежкин… тьфу, Штыба — это я!