Шрифт:
— Отлично! — почти обрадовался Вилкас. — Значит, вы уже третий!
— Пётр Сергеевич, а вы, как полковник милиции в отставке, наверное, выберете третье направление? — продолжил вести заседание наш председатель.
Тем временем вскоре после съезда разгорелся конфликт между депутатами. Абхаз Ардзинба Владислав Григорьевич горячо спорил с грузином — фамилию которого я не выговорю.
— Необходимо изменить отношения между республиками и автономиями! — горячо предлагал Ардзинба. — Должны быть договорные начала! Чтобы в случае выхода республики из состава СССР автономии, входящие в её состав, могли сами выбрать свой дальнейший путь!
— Сепаратист! — перекрывая его, орал грузин.
Причём этот грузин ещё сегодня утром сам требовал выхода Грузии из СССР! Правда, он это был или нет — наверняка не знаю, но такие речи на Съезде уже звучат открыто. А значит, абхазам действительно есть чего опасаться.
— Я историк, а ты кто? — напирал Владислав Григорьевич. — Договор 1921–1931 годов что гласил? Мы равноправно входили в СССР! Два! Два субъекта: Абхазская ССР и Грузинская ССР. Так почему вы теперь отказываете нам в праве…
В чём именно грузины отказывали Абхазии, я так и не успел узнать. Здоровенный грузин вдруг рванул вперёд на щуплого историка со словами:
— Да я тебе морду сейчас набью!
Мать моя женщина! А я-то думал, что на заседании комиссии скука смертная будет… А тут — настоящая веселуха пошла! Не раздумывая, решительно встаю между агрессором и… будущим президентом Абхазии. Вот только сейчас до меня дошло, кто передо мной!
— Товарищ Млагоб… Мгалоб… — путаясь в сложной грузинской фамилии, я поднимаю руки в примирительном жесте. Надеюсь, меня-то он бить не станет.
Не стал! Дядя-боец сначала попытался сделать мне подножку, а потом и вовсе, по всей видимости, решил провести борцовский приём. Но мои инстинкты попаданца с первым разрядом по вольной борьбе сработали чётко: я вовремя убрал ногу и сорвал захват с плеча.
Да его не угомонить без снотворного! Причём в этого кабана стрелять надо издалека — вдруг сразу не уснёт, так затопчет же! Глаза совершенно безумные.
— Стоять! Милиция! — рявкнул полковник в отставке и длинно свистнул в свисток.
Грузина, общими усилиями, кое-как успокоили, хотя ругался он ещё долго. Ну, вероятно, ругался — языка я не знал, но по выражению лица догадаться было нетрудно.
После столь скандального первого заседания я задержался, чтобы перекинуться парой слов с Эдуардосом — узнать, кто обо мне так хорошо отзывался.
— Товарищи из Риги о тебе рассказывали как о прогрессивном молодом человеке, — доверительно сообщил мне литовский математик. — Вот, например, Мария, внучка знаменитого хоккеиста Витолиньша и сестра Хайриса из «Динамо Рига», говорила, что ты помог им с бумагой для их «Народного фронта». И вообще — ты, мол, против Рижского метро…
Если бы он не упомянул Витолиньша — того самого, про которого ходили байки, что именно он придумал термин «буллит», — я бы про эту Машку, которая теперь вроде как Петрова по мужу, и не вспомнил. Действительно, зимой пересекались — было дело!
— Хорошая девушка, только пьёт много, — кивнул я, понимая, с чего вдруг такая бурная хвала в мой адрес.
— Это ттта-а-а! — протянул со вздохом Эдуардос. — А ещё она рассказывала, что ты якобы дружен с норвежской принцессой… И ещё, что ты помог выбить здание под костёл в Калининграде! В общем, ты — гордость нашей молодёжи!
«Надо было просить пост второго зама! Я реально весь в белом в его глазах», — скромно подумала про себя «гордость советской молодёжи».
Глава 27
— И что нам теперь де-е-лать? — протянул с горечью в голосе Эдуардос. — Такие споры нам совсем не нужны! И уж тем более, рукоприкладство… Недостойно, недостойно…
Он тяжело вздохнул и вдруг добавил, с надеждой глядя на меня:
— Как повезло, что ты есть в нашей комиссии…
Наверно, дядя рассчитывает, что я тут один всех хулиганов усмирю. Но я особой радости не испытываю. Ладно — до зрелищных мордобоев на заседаниях, как это будет в будущем, нам ещё далеко. Да и всё-таки советские люди кругом — помогут, если совсем уж кто-то буйный попадётся.
А Оля таки зашла ко мне вечером. Но пришла не одна, а… с кузнецом. Кузнец оказался вполне реальным — Василий, её батя, работяга с ЗИЛа. Он притащил с собой литр самогона и пакет с нехитрой закуской: огурцы, круг копченой колбасы и чёрный хлеб.
— Не думал я, Анатолий, что среди чинуш нормальные люди бывают, — прогудел папаша пароходной трубой, обдавая меня ароматами бензина и лука.
Невысокий, крепкий, с руками, как кувалды, Василий сразу произвёл впечатление надёжного и рассудительного мужика.