Далее были выборы в комитеты Верховного Совета, коих было целых четырнадцать штук. Но там всё просто — называли списки, и голосовали почти единогласно. Я и забыл, что у нас две палаты, и когда мою фамилию не назвали нигде, даже в комитет по делам молодежи меня не включили, я уже обрадовался… Но рано! Тут же стали выбирать комиссии Верховного Совета по делам национальностей. Их было меньше, но в списках я уже был.

В комитет по культуре и прочему меня не выбрали. По национальной политике и межнациональным отношениям — тоже мимо. Жирный, наверное, комитет по товарам народного потребления, бытовым и прочим услугам на этот раз обойдётся без меня. Я попал в четвёртый комитет — по вопросам социального и экономического развития союзных и автономных республик и прочих национальных образований!

Председателем этой комиссии избрали некоего Эдуардаса Йоно Вилкаса, и завтра после четырех, у нас состоится первое заседание комиссии. Надеюсь, расскажут, что к чему.

Дед, а ему, судя по дате рождения, ровно шестьдесят четыре года, выглядел как и положено литовскому интеллигенту — вытянутый, светловолосый, с флегматичным лицом… В общем, типичная прибалтийская замороженная скумбрия. Костюм — приличный, даже элегантный. А вот галстук… совсем не в тему.

Вышло так, что я про дядю немного слышал от членкора из Уфы. Этот Вилкас по образованию то ли математик, то ли кибернетик, и как сказал мой нетрезвый источник информации в лице Григория Валентиновича, «совершенно не от мира сего — весь в науке».

Я почему обратил внимание? Так этот глава моего комитета шустрит в области теории игр! А у меня как раз правая рука, Александра, — опытный игротехник. Во всяком случае так про неё отзывался известный гуру учебно-игровых игр Щедровицкий, когда я с ним встречался. Хотя, может, я что-то путаю, и это не математика, а общение и коммуникации… Много воды утекло с тех пор…

Ах да! Точно! Там были «рефлексивные игры»! Вот ведь понапридумывают…

Уже ближе к вечеру меня, как и обещал, нашёл Власов и отвел в сторону для приватного разговора без лишних ушей.

— Всё-таки проморгали мы Коканд, — хмуро начал он. — Сегодня там опять кровь пролилась. Толпа погромщиков ворвалась в город, РОВД захватили, всех задержанных выпустили.

Меня передёрнуло. Хотелось выругаться матом, но сдержался.

— А вывозить турок почему не стали? — угрюмо спросил я, досадуя, что мои попытки изменить ситуацию не сработали.

— Да пытались… Но люди упрямы! Уезжали единицы — никто не хотел оставлять дома и квартиры. Теперь вот горят они… И на станции пожар. Но утром успели перебросить десантников из сто пятой. Думаю, больших жертв не допустим… Ты, если будешь своей знакомой звонить… ну, Шахнозе, скажи, что её дядя сейчас в больнице в Фергане. Операцию сделали, но пока без сознания. Медики говорят — прогнозы хорошие.

— А что с ним? — встревожился я.

— Точно не знаю, вроде контузия и огнестрел.

— М-да… видно, не прятался за чужие спины. Такого бы наградить!

— Мысль хорошая, скажу Вадиму. Нам сейчас нужны положительные моменты, а то одна чернуха в новостях. Представляешь ситуацию — по советской милиции стреляют! Чёрт… ещё головная боль с размещением. Куда деть такую прорву народа? В республике сто тысяч человек турок проживает! А ещё евреи бухарские, азербайджанцы… Хоть русских пока не трогают. Вот готовлю Краснодарский край к приему беженцев. В общем, передай своей милой про дядю… Ладно, пойду дальше Рыжкова слушать.

Власов криво усмехнулся и, осмотрев меня с ног до головы, ушел.

— Она мне не милая! — запоздало крикнул я вслед.

Похоже, кто-то уже доложил ему, с кем я, по их версии, провожу ночи! Тьфу, бескультурье какое!

Шахнозе, конечно, позвонил. Но та уже поговорила с братом и информацией владела. Тем не менее поблагодарила и поинтересовалась:

— А что ещё слышно?

— Рыжков сегодня будет по переселению решать вопрос. Вывезут всех в разные регионы страны, — поделился я информацией, которая, по моим прикидкам, не является секретной.

— Обратно бы их в Грузию… — вздохнула на том конце провода собеседница. — Но там сейчас пограничная зона — не разрешат.

— А куда «обратно»? Поясни? — не сразу врубаюсь.

— В Месхет-Джавахети, откуда их в сорок четвёртом выселили. Там с войны ещё дома пустуют. Да это их дела… Брата вот, думаю, снимут с должности. Наверняка.

— Может, и нет. Что он мог сделать? Тем более — дядька у вас герой, считай. Кровь пролил. Я даже попросил его наградить. У Власова с Бакатиным отличные отношения, ну и я обоих знаю.

— Шутишь? — не поверила мне Батыровна.

— Нет, — серьезно ответил я.

Вечером посидел в ресторане, полистал свежие газеты. Пишут, что уже тысяча двести ракет средней и малой дальности ушли на металлолом. Разоружаемся, мать вашу… Мир, дружба, жвачка.

А ещё — по стране начинает гулять СПИД. В Москве появилась специализированная больница, правда, в единственном экземпляре и, как пишет «Правда», очень убого финансируемая.

Сытый и уставший выхожу из ресторана и натыкаюсь на конфликт за стойкой. Вчерашняя Оля в слезах слушает какого-то модно одетого дядю средних лет.