Шрифт:
ОНА. Я знаю и господина Зейсс-Инкварта.
ОН. Следствие информировано и об этом. Но они бессильны против того, что зафиксировано в протоколах.
ОНА. Тогда зачем наш разговор?
ОН. Видите ли, эти господа рисуют вас энергичной и деловой особой с пытливым, гибким умом. То, чем располагает следствие относительно вашей работы в кондитерской фирме, подтверждает такую характеристику… Ага, вот прибыл кофе. Пожалуйста, сахар, сливки.
ОНА. Недостает лишь шампанского. Или будет и оно?
ОН. Будет петля, в лучшем случае — смерть от пули, если вы упустите свой последний шанс. Осторожно!.. Возьмите салфетку и вытрите платье. Вот новая чашка. И не настраивайтесь на слезы. Пейте кофе, успокойтесь. Право, я начинаю сомневаться в лестных отзывах штурмбанфюрера Иоста.
ОНА. О каком шансе вы говорите?
ОН. Шанс — три письма, которые я держу сейчас в руках. Я пришел в кабинет следователя, чтобы взглянуть на вас, и вот наткнулся на эти письма. Кто их автор?
ОНА. Подруга моей юности. О ней все сказано в протоколах.
ОН. Я прочитал их. Сейчас меня интересует то, чего нет в протоколах. Неужели только любовь — причина того, что она, немка по крови, осталась в России?
ОНА. Любовь — это не так уж мало. И потом она почти ничего не помнит о Германии. Ее вывезли отсюда ребенком.
ОН. У нее есть здесь родственники?
ОНА. Мне кажется, тетка. Тетка и еще кто-то…
ОН. Кто именно — вторая тетка, сестра или, скажем, брат?..
ОНА. Не интересовалась. Зачем мне было знать? Ведь я не предполагала, что окажусь в Германии.
ОН. Не знаете? Ну что же… А каково отношение этой женщины к русским, к политическому кредо Советов?
ОНА. Мы расстались давно. Тогда она была совсем молодой, думала лишь о предмете своей любви. Нет, восторгов от того, что происходило в России, она не испытывала. Кстати, ее супруг нерусский. Он кавказец. Мой первый муж отзывался о нем как о талантливом инженере.
ОН. Можете описать этого человека?
ОНА. Высок, строен, блестящие черные волосы…
ОН. Меня интересует, как он относится к большевикам.
ОНА. Что я могу знать об этом? Прошло столько времени…
ОН. Ваша правда.
ОНА. Но я запомнила: он испытывал известные трудности из-за своего отца. В старой России тот владел нефтяным промыслом.
ОН. Есть доктрина Сталина: дети не отвечают за родителей.
ОНА. Тем не менее его дважды отчисляли из института. И если бы не его поразительные способности…
ОН. Вам известны такие детали?
ОНА. Когда-то он ухаживал и за мной. Да и вообще не пропускал ни одной юбки.
ОН. Вон как… Ну а ваши взгляды? Как вы относитесь к тому, что происходит в России?
ОНА. Вот не думала об этом. Я всегда была далека от политики.
ОН. А к новой Германии?
ОНА. Ваши коллеги сделали все, чтобы я стала врагом Германии.
ОН. И это им удалось?
ОНА. Поставьте себя на мое место!
ОН. Однако вы откровенны.
ОНА. Почему-то я прониклась доверием к вам. Женщины эмоциональны, а я — женщина…
ОН. Откровенность за откровенность. Я все больше убеждаюсь, что должен сделать попытку вызволить вас из беды.
ОНА. Каким образом?.. Погодите, в каком-то криминальном романе я прочитала: пойманный шпион, чтобы избежать смертной казни, согласился стать полицейским агентом и вылавливать других шпионов. На меня такие же виды?
ОН. Вот послушайте. Завершена кампания во Франции и в полдюжине других стран. Все это были вынужденные акции: мы только защищались. Нет человека, который так жаждал бы мира, как фюрер. Остается опасность экспансии с Востока. Фюрер понимает это и пошел на заключение дружеского договора с большевиками. Но они так коварны! Где уверенность, что договор будет честно выполняться? Нет, за ними нужен глаз да глаз. Мы должны знать обо всем, творящемся по ту сторожу русской границы. Вот я и подумал о вас…