интонации и стиль его прозы. Я понял, что хочу писать книги так же, как он. Это был человек, который изо всех сил пытался решить те же самые вопросы в контексте христианства, с которыми я столкнулся в своей собственной попытке достичь примирения с буддизмом. Я обратился к Тиллиху, не руководствуясь каким-то особым интересом к христианским идеям. Меня интересовал его теологический метод, особенно то, как он использовал современную философию и психологию, чтобы четко донести до читателей свое свежее и провокационное прочтение библейских текстов. Его работа не была абстрактной и спекулятивной, но была пропитана личным участием. Он писал о том, что имело значение для него самого. Только в книге Ньянавиры Тхеры я услышал голос буддиста, в котором так же убедительно сочетались критический пыл и экзистенциальная страсть.

В середине 1990-х мне попалась книга англиканского богослова Дон Капитта под названием Время быть. Меня сразу же покорил остроумный и глубоко личный стиль его письма. Я также с удивлением обнаружил, что в своей аргументации Капитт свободно пользовался буддийскими источниками, в частности текстами Нагарджуны и Догена. Вскоре я узнал, что Капитт был одиозной, если не еретической, фигурой в христианском мире. В 1980 году он опубликовал книгу под названием Прощание с Богом, в которой он открыто отвергал представления о Боге как о высшей метафизической реальности, существующей вне области человеческого разума и языка. С тех пор его взгляды становились все более радикальными, поскольку он безжалостно расправлялся с последними оплотами традиционной религиозной веры. Я стал преданным поклонником его творчества. Я чувствую большую близость с Доном Капиттом, чем с любым из живущих буддийских мыслителей.

«Наши старые религиозные и моральные традиции, – пишет Капитт в Главных вопросах жизни (2005), – исчезли, и ничто не может реанимировать их. Именно поэтому мы, крошечная горстка людей, не либеральные, но радикальные теологи. Мы считаем, что новая культура настолько отличается от всего, что существовало в прошлом, что религия должна быть изобретена заново. К сожалению, тот стиль религиозной мысли, который мы пытаемся провести в жизнь, настолько странен и нов, что большинство людей с трудом вообще могут признать его религией».

Большая часть из того, чему учил Сиддхаттха Готама, должна была казаться его современникам и «странным» и «новым». В возрасте восьмидесяти лет, на исходе своей жизни, он был обвинен перед собранием Ваджжи в Весали бывшим монахом по имени Сунаккхатта, который когда-то был его служителем. Сунаккхатта заявил: «Отшельник Готама не обладает ни сверхчеловеческими способностями, ни выдающимся познанием или видением, достойными Благородных. Отшельник Готама преподает Дхамму, опираясь на логику, исследуя ее согласно собственным представлениям. И, когда он преподает эту Дхамму другим, она ведет их, если они практикуют ее, только к полному прекращению страдания, [а не к трансцендентальным состояниям сознания. – Прим. пер.]». Когда он узнал, за что его критикуют, Готама заметил: «Сунаккхатта зол, и его слова вызваны гневом. Думая, что он порочит меня, на самом деле он меня хвалит».

Почти все, что говорил Готама, настолько расходилось с религиозными обычаями того времени, что даже близкие ему люди могли его не понимать. Подобно тому, как идея религии без бога кажется противоречивой и неприятной многим сегодняшним теистам, так и аргументированное изложение идеи взаимозависимого происхождения и Четырех Благородных Истин могло казаться многим современникам Готамы странным и даже недостойным имени «религия».

...

Почти все, что говорил Готама, настолько расходилось с религиозными обычаями того времени, что даже близкие ему люди могли его не понимать

15. Месть Видудабхи

ПРЕДСТАВЬТЕ, что вы продираетесь сквозь джунгли. Внезапно вы наталкиваетесь на руины давно оставленного храма. Единственные части строения, которые все еще продолжают стоять, покрыты лианами и другой растительностью. Камни, статуи, колонны и балки разбросаны по лесной подстилке, некоторые из них все еще в хорошем состоянии, но главным образом вы видите только обломки и фрагменты, покрытые мхом. Затем вы замечаете резной фриз с изображениями, бегущими вдоль останков внешней стены. Некоторые фигуры прекрасно сохранились, и еще можно разобрать какие-то сценки. Вы продолжаете поиски среди опавшей каменной кладки. Там вы тоже находите камни с дополнительными сценами с фриза, хотя многие повреждены и изношены, и потому трудно понять, что на них изображено. И все путается. Хуже всего то, что вы понятия не имеете, какую историю пытались поведать создатели резного фриза.

Чтение палийского канона с целью узнать человека Сиддхаттху Готаму походит на это. Вы продираетесь сквозь страницы наставлений и постоянные нудные повторы. Только изредка вам попадается развернутый биографический материал. Чаще вы сталкиваетесь с изолированным предложением или абзацем, как с резной сценкой на камне, в котором с трудом проглядывают его мир и его эпоха. Редко такие сцены помещаются в понятный контекст. Почти никогда не объясняется, в какой период жизни Готамы происходят описываемые события, что за персонажи участвуют в рассказе. Если вы, как и большинство читателей, для кого были предназначены эти тексты, вы в большей степени интересуетесь Дхаммой, то эти биографические отрывки кажутся вам, в худшем случае, совершенно неважными или, в лучшем случае, просто декоративными элементами.

Я же полагаю, что эти разрозненные пассажи сохраняют фрагменты истории, которая не была полностью рассказана. Ее сюжет был долгое время не виден в тени мифа о принце, жившем во дворце, но отказавшемся от своего царства, который обретает пробуждение, создает собственное учение и общину, а затем умирает. В мифе рассказывается, как глубокое пробуждение разрешает экзистенциальные проблемы одного человека. В нем изящно излагается буддийское учение о спасении, выраженное в таких словах, которые может понять каждый. До такой степени, что вы можете отождествить свое положение с экзистенциальной дилеммой Будды, с которой он столкнулся, будучи молодым человеком, и которая подвигла его оставить свою семью. Вы можете принять возможность разрешения своих внутренних конфликтов путем духовного пробуждения. Однако здесь и заканчивается вдохновляющая сила этого буддийского мифа.