В 1980-х в западном буддийском мире разразилось множество скандалов, связанных с сексуальными отношениями между учителями и их учениками. Далай-лама сказал нам, что получил несколько посланий от западных женщин, которые утверждали, что их буддийские учители склоняли их к сексу якобы потому, что «он очищает их отрицательную карму». Он был очень расстроен тем, что он узнал. Он волновался, что внимание средств массовой информации к таким эпизодам повредит репутации буддизма и ослабит его потенциальную способность принести мир и добро в наш беспокойный мир. В ходе наших обсуждений он постоянно возвращался к этой теме. Вскоре стало очевидно, что одной из причин, почему он так щедро делился с нами своим временем, было его желание, чтобы мы помогли ему решить эту проблему наилучшим способом.

Когда наши обсуждения подошли к концу, он предложил нам составить «открытое послание», в котором мы бы обобщили некоторые выводы, сделанные на нашей встрече. Я был выбран на роль писца. После написания нескольких вариантов, я прочитал окончательную версию послания перед Далай-ламой. Он внимательно слушал и постоянно предлагал изменения в формулировках и расставленных акцентах. Впервые я увидел, насколько тонко и дипломатично он работал. В важном параграфе касаемо нравственности учителей мы написали: «Необходимо поощрять учеников, чтобы они принимали ответственные шаги и умели противостоять своим учителям в случае их безнравственного поведения. Если это не приносит результатов, ученики не должны колебаться предавать гласности любые факты неэтичного поведения, если существуют неопровержимые доказательства». Этот пункт Далай-лама стремился разъяснить наиболее четко. Он надеялся, что такое публичное разоблачение позволит пострадавшим быть услышанными и пристыдит преступников, таким образом сломав порочный круг злоупотреблений духовной властью.

Потребовались недели на то, чтобы личная канцелярия Далай-ламы ратифицировала этот документ. И когда, наконец, он вернулся к нам для дальнейшей публикации, все в нем было неизменно за исключением одной вещи: предложение, в котором Далай-лама лично утверждал этот документ, было удалено из текста. Без его подтверждения открытое послание производило такое впечатление, что двадцать два западных учителя выбрали сами себя и от своего имени осмелились издать указ для всего буддийского сообщества. С того момента, как Далай-лама впервые предложил написать открытое послание, я думал, что это будет наше совместное с Далай-ламой заявление. Я был полностью согласен с содержанием послания, которое мы опубликовали, но в целом этот опыт оставил неприятное ощущение, как будто меня использовали. Далай-лама рассказал о беспокоивших его проблемах и предложил их решение, но, удалив его поддержку из послания, канцелярия Его Святейшества подтвердила, что на него не должна возлагаться никакая ответственность за то, что говорится в нашем открытом письме. В очередной раз я понял: то, что на поверхности выглядит как общее дело тибетцев и западных жителей, может скрывать совершенно противоположные интересы и ожидания.

Встреча Тибета и Запада в 1960-е походила на случайное столкновение в воздухе. Мы были изгнанниками, бегущими в противоположных направлениях. Тибетцы бежали от китайских коммунистов, а мы бежали из своих распавшихся домов, от холодной войны и военно-промышленного комплекса. Мы врезались друг в друга над Индией, как частицы в ускорителе. Ни одна из сторон в действительности не понимала и не учитывала интересы другой. Я искал у тибетцев высоких откровений буддизма, чтобы решить свои экзистенциальные проблемы; они искали у меня поддержки, чтобы выжить в непонимающем и враждебном мире. Как я начинал понимать, мое болезненное противостояние с геше Рабтеном было следствием именно этой проблемы, а не тех споров, которые продолжали кипеть вокруг служения божеству-защитнику, Дордже Шугдену.

Когда я обратился за советом к Далай-ламе по этому вопросу в 1985 году, он передал мне через своего личного секретаря, что это было внутренним делом тибетского народа и нет надобности в том, чтобы этот вопрос обсуждался на Западе. С тех пор споры так и не утихли. Далай-лама продолжал открыто объявлять Дордже Шугдена опасным и злым духом. Он призывал тибетцев оставить его культ в пользу другого божества-защитника по имени Дордже Дракден, который традиционно дает советы правительству через Государственного оракула. Далай-лама приказал удалить изображения Дордже Шугдена из монастырей и храмов. Он не дошел до прямых запретов самого культа, но запрещал его последователям слушать свои проповеди и получать у него посвящения. От работников тибетского правительства в изгнании требовалась подпись под заявлением об отречении от этого божества.

Большинство тибетцев, казалось, следовали инструкциям Далай-ламы, но многие из старейшин школы Гелуг, включая геше Рабтена, отказались сделать это. Близкие ученики Триджанг Ринпоче, младшего наставника [Далай-ламы] и главного сторонника культа, не хотели ставить под сомнение свою верность учителю, который, в конце концов, был наставником самого Далай-ламы. Авторитет Триджанга имел для них больший вес, чем авторитет того человека, которого они считали его учеником. Этот конфликт отражал противостояние между ancien regime старого Тибета, представленного Триджангом и его последователями, и новым порядком, который Далай-лама стремился установить в тибетском сообществе диаспоры. Далай-лама чувствовал, что этот отказ последовать его совету относительно Дордже Шугдена был равносилен непризнанию его в качестве главы Тибета в эмиграции, а тем самым и подрыву его усилий добиться свободы для тибетцев.

Первый видимый знак раскола между двумя лагерями появился в 1991-ом, за два года до нашей встречи в Дхарамсале, когда геше Келсанг Гьяцо, лама, с которым я работал в течение месяца в Институте Манджушри в 1978 году во время своего первого возвращения в Англию, возвестил основание новой традиции Кадампа (НТК [NKT]). Внутри школы Гелуг возник раскол, но не среди тибетских беженцев в Индии, а среди холмов Камбрии. Кроме геше Келсанга, все члены этой новой буддийской школы были западными жителями. Изображения Далай-ламы были запрещены во всех центрах НТК, а его книги изымались из их библиотек. Но вместо того, чтобы сойти на нет как эксцентричная секта недовольных, НТК процветала; сегодня организаторы её утверждают, что открыли больше 1100 центров во всем мире. Когда в 1996 году Далай-лама приехал в Англию с курсом лекций, он обнаружил, что его встречают толпы враждебно настроенных западных монахов и монахинь в темно-бордовых рясах и с плакатами различного содержания, такими как «Твои улыбки очаровывают – твои действия причиняют боль». Они выкрикивали обвинения в его адрес, называя его безжалостным диктатором, который подавляет религиозную свободу и посягает на права человека своего собственного народа.

Согласно информации индийской полиции, вечером 31 января 1997 года шесть тибетских молодых людей покинули Нью-Дели на такси. Они ехали на север в течение ночи, пока не достигли города Кангра, где они сняли на три дня номер в Гранд-отеле. Ночью 4 февраля кто-то из них или все они пробрались в Дхарамсалу. Они направились к Институту буддийской диалектики, расположенному приблизительно в двухстах метрах от дворца Далай-ламы. Оказавшись там, они ворвались в покои местного учителя гена Лобсанг Гьяцо, который сидел в своей комнате с двумя молодыми монахами. Молодые люди в ярости нанесли множественные колюще-режущие травмы трем монахам и перерезали им горло. Оказывая сопротивление, Лобсанг Гьяцо сумел сорвать рюкзак Адидас с одного из нападавших, который был позже опознан служащими в Гранд-отеле как принадлежащий одному из молодых людей. В сумке лежали документы, которые помогли идентифицировать двоих из подозреваемых, а также литературу, посвященную практике Дордже Шугдена.