Брахман Вассакара, который слушал его внимательно, сказал: «Это правда. Если ваджжияне будут придерживаться этих принципов, то они останутся сильными. Поэтому мы не сможем завоевать их силой оружия, но только – ведя пропаганду и настраивая их друг против друга». Он встал со своего места, поклонился и возвратился к своей колеснице, стоявшей внизу.

На какое бы сочувствие и поддержку ни рассчитывал Готама, отправляясь в Раджагаху, все его надежды рухнули: сначала, когда он узнал о смерти Пасенади, а затем, когда он подвергся циничной обработке премьер-министром. Он попросил, чтобы Ананда созвал всех оставшихся монахов в Раджагаху к пику Коршуна, где он произнесет свою последнюю проповедь, обращенную к ним. Взяв за модель собрание ваджжиян, он призвал свою общину также проводить регулярные собрания, сохранять согласие, уважать старейшин. Кроме того, монахи должны стремиться к уединению в лесах, поддерживать внимательность всегда и всюду, быть добрыми и щедрыми по отношению друг к другу, разделять подаяния, которые они собирают, и соблюдать восьмеричный путь. Затем он возвестил, что оставляет Раджагаху и отправляется в соседний город Наланда. Оттуда он вместе с Анандой вернулся обратно к Гангу по той же пыльной дороге, по которой они недавно пришли сюда.

Разочарование Готамы должно было усугубиться, когда примерно в это же время умерли два его ближайших ученика, Сарипутта и Моггалльяна. После возвращения из Весали вместе с Готамой пожилой Сарипутта умер от болезни недалеко от Раджагахи в деревне Налака, в которой он родился. Две недели спустя Моггалльяна был избит до смерти бандитами, когда пребывал в одиночестве на «Черной скале» (одном из холмов, окружающих Раджагаху) вблизи Исигили. Хотя Ананда обезумел от горя, узнав об их смерти, Готама порицал его за то, что он не принял его учение о непостоянстве всем сердцем, и сравнил их смерти с падением больших ветвей могучего дерева.

Когда Готама и Ананда добрались до паромной переправы в Патали, начали собираться первые муссонные облака, поэтому температура и влажность стали почти невыносимыми. Они переночевали в гостинице какого-нибудь своего последователя из мирян. Рано утром следующего дня Готама заметил, что вдоль набережной возводятся фортификационные сооружения. Ему сказали, что премьер-министр Вассакара следит за работами по возведению крепости, которая должна защитить город от ваджжиян. Готама понял, что здесь основывается новый город. Затем сам Вассакара пригласил монахов отобедать с ним на следующий день. В конце этого обеда он сообщил, что решил назвать врата, через которые Готама покинет Патали, «Вратами Готамы».

Не возразив против того, чтобы городские врата были названы в его честь, не подтвердил ли негласно Готама, что этот начинающий строиться город мог бы быть тем «древним городом в лесу», о котором он когда-то говорил, «с парками, рощами, водоемами и крепостными валами», – «восхитительным местом»? И который, когда его восстановит царь, «вновь станет успешным, богатым и наполненным людьми»? Патали располагался в том месте, где река Сон с юга и река Гандак с севера сливались с Гангом, что делало этот порт идеальным местом для ведения торговли, военных экспедиций и управления царством. Вскоре новый город заменит собой горную цитадель Раджагаху, став столицей Магадхи. Сто пятьдесят лет спустя, при императоре Ашоке, под названием Паталипутра (буквально «сын: Патали») город станет первой столицей объединенной Индии.

Но все это еще предстоит в будущем. Сейчас же Готаме нужно было пересечь Ганг и вернуться в Весали до начала сезона дождей, прежде чем продолжить свой обратный путь на родину.

Когда мы с г-ном Ханом останавливаемся перед дешевым бунгало в Вайшали (современное санскритизированное название Весали), солнце, яркая розовая сфера, отражающаяся в воде большого прямоугольного бассейна возле дороги, садится за горизонтом. Взволнованный чокидар – смотритель – выбегает, спотыкаясь, из здания. Он рад новым клиентам и спешит подготовить комнату, повторяя: «Раджив Ганди спит здесь, сахиб», как если бы эта мантра могла рассеять опасения, которые я испытывал по поводу темного, сырого помещения, в котором нет ни электричества, ни проточной воды. Я выхожу наружу. Паломнический бизнес в лице лоточников и нищих еще не захватил Весали. Здесь удивительно тихо. Одинокий монах из японской пагоды Мира на другой стороне водоема – единственного храма в районе – бьет в ручной барабан, прохаживаясь по корпусу. Он поет: «Нам-мьё-хоренге-кьё!» Его пение похоже на плач.

Ничего не осталось от великого окруженного тремя стенами города времен Готамы. Современный Вайшали состоит из нескольких деревень и полей. Были раскопаны фундаменты того, что, как думают, было парламентом ваджжиян, а также примитивной ступы, в которой была найдена шкатулка с останками, которые я видел в Музее Патны. Поблизости располагается еще один превосходный парк с ухоженными газонами и клумбами, принадлежащий Археологическому надзору Индии. За железной оградой находится небольшой прямоугольный водяной водоем и многочисленные кирпичные стволы ступ разных размеров. В центре этих руин возвышается нетронутая стела Ашоки, на вершине которой притаился великолепный каменный лев. Когда я стою у ее основания, я могу разобрать только имя «Н. У. Финч», вырезанное на ее поверхности в нескольких метрах выше моей головы. Когда британцы впервые попали сюда, и водоем и все ступы скрывались под землей, высилась лишь верхушка стелы, на которой скучающие чиновники или солдаты Ост-Индской компании могли нацарапать свои имена.

Готаме потребовалось бы три дня, чтобы пройти от северного берега Ганга в Весали. Слух о его приближении к городу шел впереди него самого. Узнав, что он достиг деревни Коти, наложница Амбапали отправилась туда на своей роскошной колеснице, чтобы встретить его. Эта знатная дама, которая когда-то была возлюбленной царя Бимбисары, родившей ему сына, пригласила Готаму остановиться в ее манговой роще в Весали и принять свою трапезу там. Когда она уже отъезжала, группа молодых знатных людей въехала в Коти на своих колесницах. Они, казалось, вступили в утонченную, возможно с эротическим подтекстом, игру с Амбапали. Все юноши были одеты, накрашены и украшены в определенной цветовой гамме: уборы одних были полностью зелеными, других – желтыми, третьих – красными, четвертых – белыми. «Посмотрите на них, – сказал Готама своим монахам, – боги пришли». Они также просили Готаму отобедать с ними, когда он доберется до города на следующий день. «Но я обещал наложнице Амбапали прийти к ней на трапезу», – ответил он. В унисон заголосили молодые люди, вздымая руки: «Обошла нас эта садовница! Обманула нас эта женщина манго!» Затем они, состязаясь в скорости, отправились назад в город.

Это было общество, приходящее в упадок и пребывающее в легкомыслии, в то время как войска его могущественного врага собирались за рекой, готовясь к войне. Разукрашенные щеголи были пародией на «ваджжиян, которые стали такими могущественными и сильными», что правитель Аджатасатту и его премьер-министр поклялись их атаковать и разрушить. Приглашение Амбапали предположительно могло означать, что Готама потерял благосклонность своих меценатов в Весали, возможно, в результате обвинений Сунаккхатты перед собранием ваджжиян. Вместо того, чтобы отправиться в свою обычную резиденцию в городе – в Зал с Остроконечной крышей в лесу, – он принял приглашение остаться в манговой роще известной куртизанки. И когда начался сезон дождей, Готама решил провести время в одиночестве в деревне под названием Белува, вне городских стен, сказав своим монахам: «Отправляйтесь в Весали, где у вас есть друзья или знакомые, или товарищи, и проведите сезон дождей там».