И, наконец, в третьих, я не согласен с утверждением Стивена, что «вся система традиционных буддийских взглядов строится на вере в перерождение». По этому поводу могу рассказать о своей крайне интересной беседе с Его Святейшеством Далай-ламой, которую мне посчастливилось иметь в 1992 году, когда я сопровождал его в поездках по стране в качестве переводчика. Тогда мы ехали в машине после лекции в Улан-Удэнском университете, в конце которой студенты задавали много вопросов о перерождении. Когда мы отъехали, Его Святейшество спросил меня:

– А как ты, Андрей, – для тебя проблема перерождения создавала трудности, когда ты знакомился с буддизмом?

– Да, Ваше Святейшество, – ответил я, – из-за этого я года на полтора задержался с принятием буддизма. Но потом я решил: есть следующая жизнь, или нет, – всё равно Учение Будды – лучшее, чему можно следовать в этой жизни, даже если она единственная.

– Совершенно верно! – сказал Далай-лама, – Хотя я знаю, что многие со мной не согласятся, я считаю, что можно быть буддистом, и не веря в перерождения. Посуди сам: ты ведь знаешь, что мы как последователи мадхъямака-прасангики понимаем, что без правильного постижения пустоты невозможно достичь Пробуждения. Однако такие буддийские философские школы как вайбхашика или саутрантика, как известно, не достигают полного постижения пустоты – тем не менее, разве кто-то подвергает сомнению их принадлежность к буддизму!? А постижение пустоты – дело гораздо более важное для реализации, чем мнение о перерождениях, потому что оно относится к сфере высшей истины, а вопрос о перерождениях – к сфере относительной истины. (Его Святейшество имел в виду, что с точки зрения высшей истины все явления мира в нашем омрачённом дуалистическом мировосприятии, в том числе и перерождения, можно считать подобными иллюзии, – поэтому они менее важны – А. Т.)

После паузы, набравшись храбрости, я всё же задал смешной вопрос:

– Ваше Святейшество, а Вы верите в перерождения?

– Да, я верю, – не колеблясь, ответил Далай-лама.

– А Вы верите, исходя из логических рассуждений, или из личного опыта?

– Вначале я опирался на логический анализ, а затем появился и некоторый опыт.

И Далай-лама рассказал мне о некоторых эпизодах, когда он вспоминал свои прежние жизни. Конечно, его слова нельзя считать «научным доказательством» и проверить, но для меня они имели очень большой вес, потому что, внимательно наблюдая с утра до вечера за Его Святейшеством в течение почти двух месяцев путешествий по России, за его беседами с самыми разными людьми – от государственных деятелей и высоких священнослужителей до случайных прохожих – я ни разу не увидел даже тени фальши или неискренности. В то же время, я видел, как блестяще работает его критический ум, и понимал, что такой мудрый человек не примет какие-нибудь странные видения за реальность и не станет говорить с другими о каких-либо сомнительных переживаниях.

Я привёл почти дословно эту длинную беседу лишь для того, чтобы показать ошибочность распространённого мнения, на которое опирался Бэчелор, – что «вся система традиционных буддийских взглядов строится на вере в перерождение». Ведь вряд ли кто возразит, что Далай-лама является представителем традиции тибетского буддизма. И мне, честно говоря, немного странно, что во всей своей книге Стивен вообще не касается серьёзной буддийской философии, то есть мадхъямаки. Единственное приходящее мне на ум объяснение состоит в том, что он её так и не освоил, – как можно судить из его собственного рассказа: «Большую часть последнего года в Дхарамсале я провел за изучением буддийского учения о пустоте, изложенного в Руководстве Шантидэвы и тибетских комментариях к нему. Теоретически я понимал, что значит «пустота», но это практически никак не влияло на реальный опыт моего существования» (с. 52).

Другая тема, которая, судя по книге, привела его к отходу от тибетской буддийской традиции, – противоречия во взглядах и действиях высокочтимых учителей. С этого Бэчелор, собственно говоря, и начинает свой рассказ о Дхарамсале – как ньингмапинский лама Еше Дордже разгонял дождь во время проповеди Далай-ламы, на что геше Даргье сказал: «Это нехорошо. Никакого сострадания. Это вредит дэвам», а Далай-лама никак не препятствовал этому «нехорошему» делу. В такого рода коллизиях, привязавшийся к буддизму восторженный юноша увидел неразрешимое противоречие.

Опять-таки, это проблема серьёзная, и для умов, опирающихся на авторитеты, а не самостоятельное постижения Учения, она может оказаться непосильной. Тем более, если мы познакомимся с серьёзной, иногда весьма резкой полемикой ведущих представителей различных (в том числе тибетских) буддийских школ. Как может быть, что «просветлённые учители» придерживаются по некоторым вопросам противоположных взглядов, да ещё и награждают друг друга нелестными эпитетами?

Для правильного понимания этого надо всегда помнить заповеданные в Учении Будды «четыре опоры»:

«Не на личность учителя опирайся, а на учение.

Не на слова опирайся, а на их смысл.

Не на относительный смысл опирайся, а на высший.Не на интеллектуальное понимание опирайся, а на реализацию».

Почему это важно? По целому ряду причин.

Во-первых, надо помнить, что «просветлённые учители» вовсе не обязательно всеведущие Будды. Они могут быть замечательными знатоками Дхармы, исполненными сияния доброты людьми, но в чём-то ещё сильно заблуждаться.

Во-вторых, – а это уже более глубоко, – нельзя забывать об «искусном методе» – «истинные» слова в буддийском понимании – не те, что соответствуют некоей «объективной истине», а те, что сдвигают сознание собеседника в правильном направлении. Так, например, сам Будда одним людям (одержимым стяжательством) говорил, что душа, «я» существует, и надо заботиться о нём, а не о накоплении денег, а другим, прошедшим уже через этот этап, он объяснял, что такое «я» – это всего лишь мысленная конструкция, что в действительности «я» не существует, и от этого заблуждения необходимо избавиться, и т. д. Далее, для людей, действительно идущих по пути преобразования сознания, бывает важно придерживаться какой-либо одной интенсивной практики на протяжении долгого времени, и духовные наставники для увеличения энтузиазма учеников иногда возносят такую практику превыше всех других, в том числе и полемизируя с альтернативными традициями. Надо принимать это как практическое указание, важное на данном этапе, а не абсолютизировать, памятуя, как говорил Тютчев, что «мысль изречённая есть ложь». В буддийской литературе есть замечательные примеры этого подхода, например, некоторые работы Асанги написаны с точки зрения виджнянавады, а другие – с философской позиции мадхъямака-прасангики, – что может буквоедам показаться совершенно непонятным.

В-третьих, нельзя сбрасывать со счетов и социальные причины. Например, астрология – часть тибетской культурной традиции. И хотя Далай-лама лично относится к ней достаточно сдержанно, он как духовный лидер тибетского государства всячески поддерживает сохранение национальных тибетских культурных традиций, в том числе и изучение астрологии.

Наверное, есть и другие объяснения противоречий в отношениях буддийских учителей к разным вопросам, но, мне кажется, всё это не так важно, если помнить о базовых «четырёх опорах».