И все заржали ещё пуще прежнего. Молодец, Александр, не знаю его фамилии, одним политическим анекдотом дал мне больше понимания, чем остальные за полтора часа чесания языками. И никто его не одёрнул. Уже не боятся ничего, считают модным ругать страну, в которой живут. И вот эта мода с этими людьми ворвётся в политику уже скоро.

— Так выпьем же! — провозгласил Эдуард.

Я налил в свою рюмку боржоми, но в этот раз был уличен.

— Ты чего не пьёшь? — возмутилась Лида.

— Спортом занялся. Но можете не беспокоиться, дури у меня хватает и так, без водки, — попробовал я отшутиться, но меня не поняли.

Пришлось потратить ещё минут пять для того, чтобы с шутками и прибаутками, но всё же настоять на своём и не начинать алкогольное возлияние. Компания слегка нахохолилась, особенно когда я категорически не захотел пробовать ни кубинский ром, который привёз Матвеев, ни виски, которым угощал хозяин поместья. Чего я в том виски не пробовал! Самогон!

Но ребята быстро отвлеклись от моей несговорчивой персоны.

— Всё, товарищи, курить! — провозгласил Эдуард, извлекая из кармана красную пачку Marlboro. — Кого сигаретой угостить?

Курить иностранные сигареты вызвались девять человек. Только я и, к моему удивлению, Лида отказались участвовать в этом священнодействии.

— Порядочной девушке, как я считаю, не пристало курить, — сообщила мне Лида.

— Порядочной? Тогда чего ты не куришь? — подначил я Лиду.

— Хам! — снова провозгласила девушка и, быстро, прыжком переместив свою задницу ближе ко мне, добавила. — Но таким, Тольчик, ты мне нравишься куда больше.

— Я сам от себя в восторге! — сказал я, продвигаясь по скамейке на выход из веранды.

В прошлой жизни до определенного возраста я курил, как паровоз. Бросил лишь за пятнадцать лет до своей смерти, посчитав, что никотин мне всё-таки чуть меньше важен, чем возможность продлить собственную жизнь. Сердце уже тогда начинало давать сбои.

Но курить можно не любить, а вот курящих игнорировать не стоит. Это же краткосрочная, на одну или две сигареты, но стая. В прошлом бывало так, что за столом в кабинете начальника отдела никто не мог предложить внятных версий по преступлению (особенно из тех, что уже на карандаше у начальства). А в курилке следаки, порой, фонтанировали идеями, расслабляясь и не боясь показаться глупыми или, наоборот, слишком инициативными. И срабатывало, следствие выходило из тупика.

— О, товарищ Чубайсов собственной персоной пожаловал в наше скромное общество! — провозгласил Эдуард.

Если Матвеев «зацепился языками» с Артурчиком, водителем «копейки», не пьющим, так как ему еще везти нас домой, и общался в стороне, то другие парни и девчонки, Вера и Раиса, курили рядом с мангалом. Мясо, купленное явно не с прилавка магазина, уже скворчало на шампурах и заставляло всех исходить слюной. М-м! Соскучился я по шашлыкам…

— Анатолий Аркадьевич, — скорее, в шутливой форме, чем официально, обратился ко мне Эдуард. — А могли бы мы в свой кружок взять Александра Александровича Травкина?

Вот она, ещё небольшая крупица информации по работе с молодёжью, при подготовке её к будущему развалу Советского Союза.

— А разве нет у нас правила, по которому никто не должен знать о существовании кружка? — строго спросил я.

Чуть не ляпнул цитату из одного из моих любимых фильмов из прошлого — «Бойцовский клуб». «Первое правило бойцовского клуба — никто не должен знать о бойцовском клубе!» — так звучала фраза из фильма по книге Чака Паланика.

— Отойдём? — серьёзным тоном спросил Эдуард.

Мы отошли в сторону, в направлении Финского залива, от которого веяло прохладой и солоноватым воздухом, который дополнял шармом и без того прекрасное место, чуть шевеля макушки могучих сосен.

Похоже, что начинается разговор по существу. Я чувствовал себя Штрирлицем, которому нужно, как и в фильме, много думать, прежде чем произнести хоть слово. И тогда Эдик тут — кто? Борман? Мой враг? Тот, с кем мне предстоит бороться?

— Ты же сам говорил, что нам нужен кто-то из молодых журналистов, который что-то понимает еще и в экономике. Нужно же привлекать редактора для будущих статей? — раскрывал мне ещё некоторые карты большой игры Эдуард Мальцев.

Я уже настроился больше слушать, общаться лишь общими фразами, чтобы лучше узнавать своего врага. Да, эти ребята пока для меня могут оказаться и приятелями. Ведь сами они не успели сделать чего-то плохого, а их родители всё равно постепенно, но неуклонно уходят в прошлое, будущее же остаётся за такими вот Эдиками или Сашками. Я почти уверен, что если им в голову вложить немного иное, не кормить светлой идеей капитализма как рога изобилия, то не пропащие же они люди.