Образ тихой серой мыши, который я для себя подобрала, постоянно сыпется. Никого не получается обмануть. Проблема в больших светлых глазах, обрамленных темными пушистыми ресницами. Они ярким пятном выделяются на моем лице даже без грамма косметики. Приходится смотреть в пол, а все равно цепляю уродов.

Когда Хомут предлагает метод наказания, я жалею, что в моей руке нет второго стакана с соком. Фил дергает меня к себе. Реально думает меня заставить? Я ему яйца откушу, только попробует пусть. Возможно, он меня за этот убьет, а мне еще хочется пожить.

Когда нам плохо, страшно или больно, мы бежим к родителям за помощью, утешением. Мне не к кому бежать. Не к кому было до сегодняшнего дня, но теперь ведь у меня есть брат. Не осознанно, на инстинктивном уровне я тянусь к нему за защитой. Умоляя взглядом убрать от меня своих друзей.

Арсений смотрит на нас с легким любопытством и ухмылкой на лице. Неужели не узнает? Я ведь несильно изменилась. Сердце пронизывает болью, когда я понимаю, что он доволен, ему весело. Во взгляде Арса вижу поддержку, но поддерживает он не меня, а своего друга.

— Убери от нее руки, — кто бы сомневался, что кинуться на мою защиту в обществе избалованных мажоров может только подруга.

«Спасибо» — благодарю Нику взглядом.

— Тоже захотела отсоса?.. — не договорив фразу, обрывает себя Хомут, переводит испуганный взгляд на Самсонова. Не сразу понял на кого наезжает? Видимо, даже они знают, что обижать Нику позволено только сводному брату.

— Самсон… — выставляет перед собой руки Хомут, будто тот собирается его бить. Ян переводит взгляд на Демьяна, не знаю, что он прочитал в его молчании, но поднимаясь на ноги, кивает Хомуту:

— Выйдем! — рявкает он, заставляя вздрогнуть не только меня. Есть ощущение, что Ян не учинил расправу прямо здесь только потому, что клуб принадлежит Кайсынову.

— Самсон, не горячись, — вступается за друга мой брат. Поразительно. За меня он не стал заступаться. Участникам конфликта приходится кричать, музыка становится громче. — Серый бухой. Твою сестру никто не хотел оскорбить. Тут так шумно, что даже я не понял, кто потребовал убрать руки от глазастой, — прикрывает собой друга.

Это я получается глазастая? Действительно не узнал? Даже тени узнавания не мелькнуло? Не думала, что может быть так больно!

Я не заплачу! Не заплачу!

Сжимаю пальцы в кулаки, прокалывая ногтями кожу на ладонях. Физическая боль переключает, не позволяет утонуть в душевной агонии. Следующие слова брата меня добивают.

— Фил имеет право наказать ее за рукожопость, она ему чуть яйца не отбила, — продолжая прикрывать друзей, выставляет перед собой руки. Его подружка вжалась в диван, осматривается, будто надеется сбежать.

Самсонов раздувает ноздри, словно бешеный зверь готовый сорваться и растерзать жертву. Остальные притихли и молча наблюдают. Демон отворачивается, складывается ощущение, что ищет кого-то взглядом. Музыка резко обрывается. От всех этих нервов ведет голову.

— Фил имеет право свалить отсюда, прихватив вас с собой, — холодный металлический голос Демьяна разрезает пространство. Он не так явно демонстрирует злость, как Самсонов, но от его тихой ярости волоски на коже встают дыбом, спирает дыхание. — Но прежде вы извинитесь перед Раяной и Никой, — как только он произносит мое имя, я вскидываю взгляд на Ареса. У меня ведь редкое имя, он должен был отреагировать, всмотреться внимательнее в мое лицо, но никакой реакции на лице Арсения не отобразилось. Может он память потерял? Я уже не знаю, во что верить.

— Демон, ты поступаешь по беспределу, — ухмыляется Арс лишь губами. Взгляд жестокий и колючий.

— На моей территории мои правила. Я жду, — напряжение зашкаливает. Голова начинает кружиться, будто не хватает воздуха. Я пару раз падала в голодные обмороки, а тут другое. Это точно стресс. Чувствую, как учащается сердцебиение, немного ведет. Хочется присесть на диван и опустить голову, но сейчас не время, я не должна привлекать к себе внимание. Мне вообще хочется испариться отсюда, забыть этот вечер, как страшный сон.

— Извините, девочки, если обидели, — первым извиняется брат, в его тоне нет ни капли раскаяния. Поднятые вверх руки, как насмешка.

Ловлю на себе внимательный взгляд Демьяна, он словно острое лезвие бритвы кромсает внутренние органы. Винит в конфликте? Тогда зачем заступается?

— Арес, ты перед своим папочкой тоже так неубедительно извиняешься? — лениво интересуется Демьян, ухмыляясь на одну сторону.

— Я не перед кем не извиняюсь, — на лицо брата набегает тень. А я не понимаю, о каком папочке идет речь. Нашего папы давно нет в живых. Может это двойник Арсения? Я запуталась. Голова кружится сильнее.