Шрифт:
— Это мы еще посмотрим, — буркнул товарищ председатель. — Остальные мне без надобности, норму сделают и по домам. Все равно недели две точно учиться не будут. Кому какое дело, где Вовка свободное время проводит. С Серафимой я договорюсь. Разве что…
Председатель припомнил первый и единственный пока разговор с новым классным руководителем Свирюгина, но тут же отмахнулся от навязчивых мыслей. Молодой специалист из столицы, учитель без году неделя не попрёт против власти и авторитета. А ежели додумается, так на него управа в лице школьного директора найдется. К тому же помощь колхозу — не прихоть Семен Семеновича, а дело государственной важности. О том и бумага имеется. А то еще и столичного парнишечку к колхозным работам привлечь. Пускай авторитет у ребятишек нарабатывает. «То-то смеху будет, когда начнет искать с какой стороны к тяпке подходить!» — ухмыльнулся про себя товарищ Лиходед.
— Сверни-ка ты, Виталик, к школе, — велел председатель, заприметив сельскую околицу.
— И правильно, — поддержал водитель. — Куйте железо, Семен Семенович, не отходя от сберегательных касс, — схохмил верный помощник.
— Шутки у тебя… — хмыкнул председатель.
— Виноват, — тут же отозвался Виталик. — А с новым учителем да, пободаться придется, — не утерпел, добавил. — Оно, понятно, Юрий Ильич на вашу сторону встанет. Приказ опять же, да и помощь соседям дело благородное. Да только Егор этот парнишка упёртый. Это Ольгу Николаевну можно было убедить, уговорить, правильно прояснить ситуацию с младшим Свирюгиным. А это ишь ты, идеалист. Учеба, говорит, на первом месте, выпускной класс, все дела.
— Это с чего такие выводы? — поинтересовался Семён Семёнович. — Один раз свозил, думашеь, все про человека вызнал?
— Да чего тут видеть, — хмыкнул Виталик. — Сразу понятно: упертый идеалист. С виду вроде такой столичный парнишечка и подбрюшье мягкое, а копни поглубже, там сталь. И в армии служил.
— Так в армии всяко научили приказы исполнять, — подначил водителя председатель. — Вот и прикажем. Да и самого в поля отправим.
— Ну, так то в армии, — согласился водитель. — А на гражданка у него своя позиция, — уверенно и с уважением в голосе закончил Виталик.
— Позиция, говоришь, — задумчиво пробормотал Семён Семёнович и снова замолчал.
Сельские улицы встретили еще зеленой травой перед дворами, свежеокрашенными заборами, разноцветными палисадниками, ленивой брехней собак, чириканьем птиц и веселым гомоном детворы. Мелюзга, пользуясь тем, что старшие на работе, развлекала себя как могла, оставив на последний момент все родительские наказы.
Кое-где во дворах возились селяне старшего поколения, из тех, кто уже вышел на пенсию и совсем уж глубокие старики. Никто из них не сидел без дела, не привычны сельские жители к праздности. Кто курочек кормил, кто траву пропалывал, кто огород поливал, подкрашивал ставни, собирал ягоды в саду.
Семён Семёнович по привычке все подмечал и любовался родным селом. Человеком товарищ Лиходед слыл очень дотошным, не сказать, что вредным. Был себе на уме. Не любил неряшества, грязь, поломок, запущенных дворов не терпел. Своей выгоды председатель никогда не упускал, но и колхозников не обижал, в помощи никому не отказывал. В острой нужде мог и деньгами помочь, и нужных людей отыскать, направить к врачу какому, или пристроить на работу в городе. Знакомцев у председателя за годы работы образовалась на три записных книжки.
За это Семена Семеновича уважали. И за то, что своих никогда не забывал, помогал, отстаивал, защищал. Ценить ценили, но старались держаться подальше, соблюдая непреложное правило: от начальства чем дальше, тем лучше. При всей твердости и достаточной легкости характера была у товарища Лиходеда одна неприятная черта. Ежели что не по его случалось, или кто в противоречия с ним вступал, впадал товарищ Лиходед в гневное состояние и выражений не выбирал. Потому односельчане старались со своим председателем особо не спорить, разве что для видимости.
Вот и на собрании ближайшие соседи зашикали на бабу Дуню, когда она рот раскрыла и громко возмутилась:
— Ты нам вот что скажи, председатель, до каких пор цирк с Геннадьичем будет продолжаться? А то у нас своих дел мало. Мало работаем? И ведь каждый год одно и то же. Бегает, орет чего-то, хвастается почем зря, а потом ходит помощи клянчит, падлюка такая.
На бабу Дуню зашикали, но старая заслуженная колхозница гнула свою линию.
— И что, я не права? Права! Как год, так и ходит Генка гоголем. Хвастается да обещает, на нас свысока поглядывает. А как петух жареный в жопу клюнет, так и бегит по соседям. Люди, добрые, помогите!
Колхозники сдержанно засмеялись уж больно похоже баба Дуня изобразила Геннадия Геннадьевича, председателя колхоза «Слава Октябрю».
— Вот! Права я, Сменыч, права! И люди вона поддержат! — бабя Дуня торжествующе уставилась на председателя Лиходеда.
— Права ты, Евдокия Захаровна, во всем права, со всех сторон.
Председатель развел руками и добродушно улыбнулся.
— Но и меня пойми: помощь оказать надобно? Надобно! Свои мозги-то в чужую голову не вложишь не придумали еще советские доктора такой способ.