— Что теперь будет? Он сильно злится? — мне страшно услышать ответ. По напряженной позе Лешки понимаю, что все плохо. Он сжимает сложенные на столе руки в кулак. Раздумывает какое-то время над ответом.

— Если бы на твоем месте была другая, она бы пожалела о том, что сделала, — решает ответить на второй вопрос. — Нельзя предавать доверие мужчины, Юна. Проблемы на работе решаемы. Такими спецами, как Юматов, не разбрасываются. Они в дефиците, — я благодарна Лешке, что он отвечает на мои вопросы. Внутри я немного успокаиваюсь. — Скорее всего, его отправят на несколько месяцев в командировку, чтобы все улеглось. Влепят выговор, лишат звания… — обыденным тоном, а у меня внутри умирают частицы души. Из-за моей несдержанности может пострадать любимый мужчина. Расставание на несколько месяцев сейчас не кажется таким страшным, как понижение в звании. Каждая звездочка дается потом и кровью, а я так легко…

— Можно что-нибудь сделать? — всхлипнув. Чувство вины и раскаяния не дает нормально вздохнуть. Лешка молчит, долго молчит. Смотрит, будто взвешивает слова.

— Принять Стаса таким, какой он есть, — давит жестким тоном. Мне хочется возмутиться, но я прикусываю язык, Лешка продолжает говорить: — Заметила, после твоей подставы, он не стал даже разговаривать с тобой, чтобы не сорваться? — конечно, заметила, но не поняла, с чем связана его отстраненность. А он злится, оказывается. Эгоистично жалела себя все это время, а теперь мне стыдно. — Он боится, что ты увидишь в нем своего отца.

— Не увижу, — перебиваю. Мне такое в голову не придет, но Лешка лишь скептически выгибает бровь. Я уже привыкла к темноте и вполне хорошо вижу черты его лица.

Ловлю себя на мысли, что Стас со мной слишком обходителен, нежен, обращается словно с фарфоровой куклой, боится разбить. Я видела, каким он может быть. Наша первая встреча, та сцена с Леськой, когда он разозлился на девушку, намертво въелась в мою голову. А со мной он предпочитает отмалчиваться. В этот момент я действительно чувствую себя поломанной куклой, к которой мужчина боится подступиться. Я даже помню момент, когда изменилось его отношение ко мне, в тот день отец ударил меня по голове.

Как бы я отреагировала, начни Стас меня ругать? Не знаю, но абсолютно точно не стала бы сравнивать его с отцом. Лешка пододвигает ко мне чашку остывшего чая и заставляет выпить.

Забываю о Лешке, глубоко погружаюсь в невеселые думы. Пропасть между нами оказалась больше, чем могло показаться.

— Ты сегодня позвонила человеку, который заказал твое убийство, — вырывает меня из раздумий голос Лешки. Значение слов не сразу доходит до моего сознания, но я уже готова защищать Мишу. Потому что этого просто не может быть! — Твой брат стоит за покушениями…

Юна

Я не верю!

Этого просто не может быть!

Мои мысли метались в голове, разрывая ее на части.

Мишка единственный, кто все это время был рядом, поддерживал. По возможности заступался. Он бы никогда!..

Никогда!

Они просто не знают его так, как я. Это подстава! Мишу использовали.

Но я смотрю на Лешку и понимаю: он бы не стал врать. Такими вещами не шутят. Он осуждал меня за звонок, но в то же время сочувствовал, понимал, как мне сложно поверить, как мне невыносимо больно.

Я прямо в этот момент медленно умирала. Единственный родной человек меня предал. Он оказался хуже, чем отец, чем мой навязанный силой жених! За что? Ответ не требовался. Наследство. Оно могло уйти к Гаранину, а Миша не мог этого допустить. Как же противно! Мерзко! Гадко!

— Леха, гости подъезжают, — заходит Стас.

Отмечаю, что он собран и спокоен. Взгляд ничего не выражает, но мы все понимаем, о каких гостях идет речь. Я забываю о Мише. Точнее, его предательство перестает причинять мне физическую боль, под кожу заползает страх, он сковывает льдом все органы, обездвиживает тело. Кто-то из этих ребят может пострадать, даже думать не хочу о том, что это может быть Стас.

Он через кухню проходит в гараж. Лешка в это время лезет в телефон, судя по движениям пальцев на экране — набирает текст.

— Ты отвечаешь за Юну, — Стас быстро возвращается, в руках черный чехол, внутри которого винтовка. Коробку он с грохотом ставит на стол. — Слушаешься Леху во всем, — холодный тон режет острее бритвы. Не могу увидеть в его взгляде ту теплоту, к которой привыкла. Ничего в этих глазах нет. Одним своим необдуманным поступком я будто отрезала его от себя! — Юна, любая, даже самая незначительная, ошибка может стоить всем нам жизни, — строже, чем говорил до этого. — Я прошу слушаться Леху и находиться за его спиной, — смотрит мне в глаза, а руки распаковывают коробки и достают рации. Язык словно одеревенел, не могу ничего выдавить из себя.

Молча с Лешкой настраивают рации, что-то обговаривают на понятном только им языке. Когда из раций начинают доноситься приветствия, становится ясно, что в деревне намного больше военных, чем я предполагала. Снайперы заняли позиции.

— Стас, — окликаю, когда он начинает подниматься по лестнице. Останавливается, но не спешит оборачиваться. А у меня сердце заходится, голос вернулся, а сказать не знаю что.

— Юна, поговорим потом, — бросил он и пошел наверх, так и не обернувшись. Лешка вышел во двор с рациями. Слезы оставляли мокрые дорожки слез на щеках, стояла посреди коридора и не знала, что делать. Каким будет мое будущее?