Мне хочется засыпать его вопросами, узнать хоть какие-то подробности. Откуда они появились? Есть ли среди них раненые? Куда мы сейчас едем? Что будет дальше?

Но я молчу, не решаюсь нарушить повисшую тишину. Бойцы до сих пор не приспустили маски, напряжение стоит такое, что его можно осязать. Вглядываясь в темноту окон, они словно чего-то ждут. Меня колотит мелкой дрожью, пальцы не слушаются, не удается нормально поправить съехавшую с лица арафатку.

Раздается треск рации, от которого я ощутимо вздрагиваю. Ярослав тут же накрывает мою руку своей и начинает успокаивать:

— Все хорошо. Ты в безопасности, скоро будем на базе, — говорит громко, перекрикивая рев мотора. Упустила, что там по рации говорили. Вначале вслушивалась в каждое слово, чтобы уловить голос Севера.

— С Мироном все в порядке? — не выдержав давления, которое крошит изнутри каждую косточку, подтянулась к мужчине и спросила в самое ухо.

— Он в крайней сзади машине. Их задача прикрыть наш отход, если начнется преследование, — от этой информации по спине проходит ледяной холод, замораживает на коже капли пота. Замечая мою дрожь, добавляет: — Уже не догонят, не беспокойся, через час где-то попадем на наши позиции.

Ярослав единственный, кто со мной разговаривает, остальные даже не пытаются ничего выяснить, не смотрят в мою сторону, будто меня нет. Если вначале я думала, что это связано с возможной опасностью, бойцы сдержаны и сконцентрированы, позже поняла, что дело во мне. Я ведь Каручаева… И им об этот известно. Нутро обжигает кипятком, когда я осознаю, что Мирону об этом тоже теперь известно. Как он отнесся к этой информации? Он поэтому не захотел меня видеть? Несмотря на то, что между нами было, вычеркнул из своей жизни?

Парни молчат всю дорогу. Чувствую себя пустым местом, хотя самой говорить не хочется. Получается, что отец что-то сделал не по совести, раз ко мне такое отношение? Тогда почему эти ребята пришли на помощь? И сама же себе отвечаю: отец может надавить, если ему что-то надо, а группа Севера — самые крутые спецы. Они сюда пришли свой долг выполнять. Выполнили. Но уважать меня и Юрку они не станут.

Почему-то именно сейчас я испытала самую сильную сердечную боль. Столько всего пережила, а тут согнулась под тяжестью чужого презрения. Но ведь Север мне не чужой…

Даже наедине с Тариком не было так невыносимо тяжело. Эти мужчины пришли спасать генеральских детей, рискуя своей жизнью, но при этом они не считали нас достойными людьми. А Север? Тоже так считает? Тот, ради кого мое сердце готово биться даже с пулей в груди, но, видимо, у него все не так серьезно…

Оставшийся путь запоминается одним размытым пятном. Где-то в районе десяти утра приезжаем на базу. Как только двери открываются, прохладный воздух проникает в салон. Вокруг становится шумно, радостные голоса, смех, улыбки. Надо бы и мне улыбнуться, спасли ведь, а я из машины выходить не хочу. Навалившееся чувство стыда и вины разъедает изнутри. Я ведь понимаю, что для спасения детей генерала были задействованы лучшие силы. Никто не считал потери, расходы…

А еще меня сковывает страх. Боюсь поймать на себе равнодушный взгляд Мирона. Он может окатить таким холодом, что мое сердце не выдержит, расколется ледяной крошкой.

Там где-то Юрка, нужно пойти к брату, а я продолжаю сидеть. Стыжусь нарушить радость парней. Они хлопают друг друга по плечам, подкалывают, шутят. Ловлю себя на мысли, что отчаянно жду, когда к дверям подойдет мой Север, надежда еще не окончательно умерла во мне. Но он не приходит.

— Аврора, идем, я провожу тебя в палатку, пусть врачи осмотрят, — вспоминает обо мне Ярослав. Взглядом ищу Севера, но его нет. Вижу Олега и Виталия, они сидят прямо на земле, привалившись к колесам грузовой машины. Я рада знать, что им удалось спастись, но выразить это хоть как-то не удается. Эмоционально я выгорела, осталась только оболочка.

Это пройдет…

Пройдет ведь?

Конечно, пройдет. Нужно только отдохнуть и сменить обстановку.

Размотав арафатку, передаю ее Ярославу. Она больше не понадобится. Багиров-младший сбивается с шага, будто споткнулся о невидимую преграду на ровной дороге.

— Что с твоим лицом? — хмурится он.

Что с моим лицом? Ощупываю пальцами, действительно болит. Не помню, чтобы Тарик меня бил. Возможно, пострадала в пылу борьбы.

— Не знаю, — веду плечами. Сообщать о последних часах заточения в доме Иссама я никому не стану. Этот кошмар я похороню без посторонней помощи.

Молча Ярослав провожает меня до палатки, передает в руки медперсонала. Я стараюсь не зацикливаться на обиде, которая буквально разъедает мне нутро. Я ведь всегда знала, что моя любовь безответна…

Север

Мужики не плачут — это про меня. Мои эмоции запечатаны внутри, даже когда они разрывают мне сухожилия и дробят кости. Яр всегда мог прочувствовать мое состояние, а я легко считывал его эмоции в тот момент, когда он пытался их скрыть.