Но отряд «М» был уже в нескольких метрах — пока Аня создавала защиту, из трех выживших осталось всего двое. Третий катался по земле в отдалении, сцепившись с кем-то, похожим на Лихолетова. Аня не успела толком обрадоваться тому, что следователь все-таки выжил, — потому что увидела лица своих преследователей.

Одно, низколобое и широкое, оказалось ничем не примечательным, Аня лишь мазнула по нему взглядом. Зато другое заставило волосы на голове встать дыбом.

Она знала этого человека всю свою жизнь.

— Пекка, — прошептала Аня и шагнула навстречу.

Пекка, ее родной брат, которого она уже оплакала, письма к которому, так и не отправленные, сожгла в пламени, пришел за ней — сам, на собственных ногах. Это был он, точно он! Аня почувствовала, как по лицу ползет глупая счастливая улыбка, как слезы катятся по щекам. Живой. Живой. Живой.

Она протянула к нему руки — и марево схлынуло, золотой купол рассеялся. В ответ Пекка прицелился из винтовки. Его напарник сделал то же самое.

— Пекка! — Аня все еще глупо улыбалась. — Это же я! Ты разве меня забыл?

Аня сделала еще шаг. Вот сейчас брат наконец узнает ее — просто пока он не понял, кто перед ним. Но как только поймет — отбросит оружие и крепко обнимет. А потом заберет домой, в Ленинград или куда угодно, только бы подальше от замка. И от Макса.

— Dumme Gans! [1] — взревел за спиной Макс. — Стой, дура!

И тогда по ним открыли огонь.

Пули со свистом взрезали воздух — Аня успела только вскрикнуть и почувствовать странное, обжигающее тепло, которое разлилось от живота по всему телу. Марево само выплеснулось из берегов, снова неподконтрольное, инстинктивное. Оно ринулось навстречу пулям, накрыло Аню золотым щитом. Время стало тягучим и клейким. Застыв от ужаса, Аня смотрела, как пули, отскакивая от щита, улетают обратно. Как, дернувшись и застыв на секунду, обмякают Пекка и его напарник.

Взвизгнув, Аня бросилась к брату. Макс кричал ей что-то, но Аня не слышала. Дрожащими руками она подхватила Пекку, прижала. Ладони тут же стали мокрыми, и Аня, почувствовав кровь, уткнулась в грудь брата и завыла — протяжно и высоко, словно дикий зверь, раненный в мягкий податливый живот.

— Пекка-а-а! Это не я! Я не хотела…

Его глаза смотрели в пустоту, ничего не выражая, в уголках губ темнела кровь. Так уже было, вспомнила Аня. Когда напали волки, и Пекка впервые пострадал от ее силы. Тогда она думала, что погубила брата, но он выжил. А потом — еще раз, когда спасся из огня вместе с ней. И еще — когда вместо смертного приговора получил это клеймо.

Но только предсказания Хильмы всегда сбывались — сбылись и теперь.

«Смерть свою защищаешь, волчонок. — Скрипучий голос старухи раздался в голове так ясно, будто она и впрямь стояла прямо за плечом, дышала Ане в спину. — Халтиатуи, одержимую, защищаешь».

Всю свою короткую безрадостную жизнь Пекка только и делал, что защищал сестру, спасал от справедливой кары, — и вот к чему это привело. Может, если бы он попал, все бы, наконец, закончилось. Но марево оказалось сильнее пули — и сильнее самой Ани. Все ее тренировки, попытки управлять силой оказались бесполезны. Марево лучше знало, как себя вести. Оно не желало так просто исчезать из этого мира.

— Аня, — окликнул ее Макс, подходя ближе. Он старался говорить мягко, но явно нервничал. — Аня, это я. Слышишь меня? Ты справилась! Умница.

Аня зло мотнула головой, разрыдалась еще сильнее. Она крепко держала запястье Пекки, надеясь почувствовать хоть слабый пульс, но рука брата только становилась холоднее.

— Он же хотел тебя убить… — Макс склонился над ней и коснулся ее плеча. — Так почему ты плачешь? Приди в себя, наконец. Его ведь превратили в робота, как и других… Он больше не твой брат…

Под пальцами проступали вздувшиеся знакомые бугры институтского клейма. Получается, все это время Пекка был жив, но профессор Ильинский прятал его от Ани. Знал — и молчал. Не передавал письма, не разрешал писать ему. А может, Пекка и правда не мог. Вдруг он лежал там, как кукла, среди таких же одурманенных кукол, за металлической дверью с огромной буквой М. Аня ходила мимо этой двери каждый день два месяца кряду и понятия не имела, насколько брат близко — и в то же время далеко. Что с ним делают. Кем его делают. Нечувствительный к боли, не узнающий родных. Если бы она знала тогда, в день приезда Макса, что Пекка в И нституте, она бы его вытащила — и, возможно, смогла бы спасти. Но Макс предпочел ей соврать. Чтобы сделать ее одинокой, слабой — во всем покорной.

Глубоко вдохнув, Аня собрала всю свою боль в тягучий комок, и марево снова вспыхнуло — но не золотым куполом, а гневным пламенем. Пламя обожгло живот, заплясало на кончиках пальцев. Аня посмотрела на Макса, и тот отшатнулся.

— Аня, я не знал, что он жив… — Он сразу понял свою ошибку.

— Ты мне врал, — процедила она. — Все это время.

Макс вскинул руки, совершенно растерянный, залепетал:

— Послушай, я люблю тебя…

Но всякая жалость к нему закончилась здесь и сейчас.