— Не желаю тебя слушать, — отрезала Аня.

Уложив бездыханного Пекку на землю и закрыв ему глаза, она выпрямилась во весь рост. И хоть она была почти на две головы ниже Макса, почувствовала, будто вырастает над ним — становится выше деревьев, выше скал.

— Тебе нужна была только моя сила. Моя сила, а не я! Так получи ее.

Марево билось в ее руках, хлестало волнами, и все вокруг взлетало на воздух. Могильные камни, мертвые птицы, тела бойцов, которых улучшали в подземных катакомбах Института. Только Пекка оставался неподвижным — Аня удерживала его у земли своей силой, защищая. Теперь она могла и так. Она была способна на все. Сила текла сквозь нее, отзываясь на любое чувство — вот только в ней не было ничего, кроме гнева и жажды мести.

Макс отступил на шаг, снова потянул на лицо маску.

— Не делай этого, Аня, — предупредил он рассерженно. — Не вынуждай меня!

Шепот проник сквозь ее щит острыми иглами, пробрался в подкорку. Все вокруг стихло, остался только голос, требовательный, как и сам Макс. Он ломал ее и выкручивал: покорись, покорись! Ты моя, говорил этот голос. Твоя сила — моя. Твое тело — мое. Ты будешь делать то, что я скажу.

Аня рухнула на колени, схватившись за голову. У нее не получалось ему сопротивляться, даже когда Макс не использовал дар. Когда вел себя обыкновенно, как многие мужчины: брал без спроса, решал за двоих, не терпел возражений. Такими были и Володя, и профессор Ильинский. Даже Пекка, хоть он просто заботился о сестре, как мог. А других мужчин Аня и не знала.

Каждый использовал ее по своему усмотрению. Видел в ней оружие или несмышленого ребенка, подопытную или способ произвести наследников — что угодно, только не человека. Ее руки знали больничные ремни и властную хватку пальцев. Ее лицо еще помнило пощечины брата. Ее тело с трудом перенесло пытки электричеством, водой и огнем. Оно до сих пор болело от настойчивой жадности Макса.

Если бы не марево, Аня давно бы сдалась — и растворилась в ком-то другом. Но дракон внутри нее был сильнее, чем она сама. Он не собирался подчиняться чужим приказам. Аня почувствовала, как он расправил огромные золотые крылья, и все стихло.

Ненавистный шепот смело волной, остался только тихий звон колокольчиков и свечение вокруг. И в этой тишине раздался оглушительный выстрел.

Макс покачнулся, упал в траву — и больше не встал. А к Ане бежал со всех ног следователь Лихолетов.

— Ты в порядке? — кричал он ей, хотя сам был весь изранен и морщился от боли.

Приблизившись, он перешел на шаг и наконец упал неподалеку в траву. Дальше его не пускал щит, который все еще висел над Аней. Лихолетов лишь тронул его пальцем, и по поверхности щита побежала едва заметная рябь.

— Красиво.

Он был весь в крови и пыли, но улыбался ей.

— Я вытащу тебя отсюда. Если захочешь. — Он похлопал себя по нагрудному карману. — У меня тут документы… Паспорт для тебя. Я украл из архива твое фото, чтобы его сделать, представляешь?

Лихолетов рассмеялся, и Аня не смогла сдержать улыбки.

— Это чтобы ты могла уехать отсюда. Домой или куда захочешь — решать тебе.

— Я правда могу решить?

Аня не верила тому, что слышит. Она уже никому не верила, и в особенности тем, кто пытался управлять ею, внушать свою волю. Вместо ответа Лихолетов вытащил из кармана паспорт и просто протянул ей.

Щит стал тонким, почти незаметным, и наконец рассеялся весь. Аня схватила документ, судорожно пролистала его, и по щекам сами собой потекли слезы. Новое имя, новая жизнь — она может начать с чистого листа. Попробовать еще раз. Как бы сильно ни болело в груди от разочарования, Макс оказал ей большую услугу. Теперь она умела жить со своим маревом, а значит, она справится сама.

— Ты больше не подопытная, не чья-то игрушка, — тихо сказал Лихолетов. — Ты свободна. Но если нужна моя помощь — я помогу.

Он потянулся к ней, и Аня не отстранилась. Лихолетов неловко похлопал ее по спине, утешая.

— Всё-всё. Все кончилось. Выдыхай, — бормотал он.

Рыдая, Аня чувствовала, как слой за слоем с нее спадают последние путы. Прежняя жизнь слезала с нее старой кожей. Она умерла окончательно вместе с Пеккой, исчезла с прежним именем. Маленькая Анники осталась в огне, юная швея Аня Смолина сгинула под завалами Института. Теперь она Анна Хатс, и все дороги мира открыты перед ней. Впервые за долгое время она чувствовала себя действительно свободной и по-настоящему живой. Как бы ни было горько отпускать прошлое, Аня встала на колени рядом с Пеккой, чтобы напоследок крепко сжать его уже холодеющие пальцы. Пустота внутри звенела золотыми колокольцами, марево согревало своим теплом — как мать, как солнечный свет. Этого света хотелось держаться.

1. Дура! (нем.)

1. Дура! (нем.)

Ансельм

Он носился над пустошью черным вороном, пока господин не приказал ему умереть. Тогда Ансельм сложил крылья и рухнул из поднебесья на камни. Боли не было — только освобождение, которое он ощутил сразу, стоило ему вновь оказаться в человеческом теле. Руки вместо крыльев, пальцы вместо маховых перьев, мягкий нос вместо крепкого клюва. Ансельм открыл глаза: один за другим возвращались в себя и остальные. Кто-то еще по привычке резко крутил головой и взъерошено таращился. Кто-то замер, нахохлившись, словно пока не понял, где очутился.