Шрифт:
Она тяжко вздохнула и расстроенно посмотрела на князя. Душевные слова никак не находились, а иных не хотелось.
— Что? Совсем я плох, по-твоему? — гордо подняв подбородок, обиженно бросил князь. Евдокия спрятала руки за спину, чтобы случайно не взъерошить ему вихры, не притянуть дерзко за бороду и чмокнуть в нос. А он, ожидая ответа, все плотнее сжимал губы и во взгляде его пропадала живость.
— Нравишься ты мне, Юрий Васильевич, — огорошила она его. — Наверное оттого ты мне кажешься чуть ли не былинным героем, что может стать настоящей опорой правителю Руси и радеть за весь народ. У нас ведь живут замечательные люди и все они нам опора, а многие могут прославить наше государство, если отнестись к ним с уважением и дать им дорогу. И ты удивишься, что далеко не все хотят сидеть подле князя, наслаждаясь своим положением. Но право такое у них должно быть.
Князь сидел и ничего не слышал. Смотрел на Евдокию, а в голове его звучало: «нравишься ты мне… нравишься ты мне...»
— Евдокиюшка, — осевшим голосом позвал он её, — я же стар для тебя.
— Что? Ты о чём? Ах, это… — она немного отклонила голову, словно бы рассматривает его со всех сторон, а потом: — Ты зришь в корень, княже!
Не обращая внимания на его вытянувшееся лицо и не уличая его по этому поводу в кокетстве (похоже он втайне надеялся, что она бросится убеждать его, что он свеж и юн), Евдокия продолжила:
— Пора бы на самом высоком уровне озаботиться повышением брачного возраста. А то чуть ли не детей женят! Куда это годится? Я бы с удовольствием до двадцати погуляла…
— Издеваешься? — рыкнул он, насупившись.
— Но подожду восемнадцати, чтобы ты как раз в самый расцвет своих сил вошёл.
— Что?! Ты что?! Ты…
— Тишка! Воды князю! — крикнула Евдокия подслушивающему слуге, а сама юркнула в коридор, чтобы Юрий Васильевич не учудил чего на эмоциях. Сейчас ему никак нельзя показывать свои привязанности, впрочем, как и ей. А механизм социального лифта князь решит положительно, теперь Дуня в этом была уверена. Юрий Васильевич не захочет уступать брату государственный уровень мышления и казаться мелким, тем более он уже пришёл к нужным выводам, раз начал разговор с перемен в церковной среде.
А вообще князя можно понять. Остановить рвачей, перекрыть почитание жирующих, уважить честных, создать правовую лестницу для смещения отличившихся в оба направления … Это задача не на одно десятилетие и не для одного человека, но пусть князь сделает первый шаг, а там к нему подтянутся единомышленники.
Евдокия даже остановилась, умилившись собственной продуманности. Видел бы её сейчас дед, то козой-стрекозой не называл бы. Если уж на то пошло, то она — мудрая сова! Но насладиться ощущением многомудрости не получилось. Вспомнились нерешённыепроблемы, связанные со стариком. Кто он? Чей посланец? Кому перемены на Руси встали поперёк горла? И конечно же, что делать со всем этим?
Глава 33.
Евдокия прогуливалась по двору, заново переживая разговор с князем. Странное видение теперь казалось ей наваждением и истиралось из памяти под гнётом наперебой лезущих мыслей обо всем и обо всех. Боярышне хотелось понять размах и основательность преступной сети, которую успел сотворить старик-шпион, но никто ничего ей не сообщал, а на пустом месте фантазировать было неинтересно. Тогда она попробовала распланировать ту сверхзадачу, что поставила перед князем, но в этом случае надо было все записывать, потому что список необходимых шагов множился с какой-то феноменальной скоростью.
Евдокия попробовала загибать пальцы, чтобы упорядочить хотя бы основные действия, но быстро запуталась в определении их важности.
Одно было ясно : первоочередным пунктом должно состояться всеобщее образование и прививка твёрдых норм морали вместе с ответственностью за создаваемое государство. Этим занялась церковь, но государство не должно оставаться в стороне, а то все таланты достанутся церкви! Она тоже на передовой, но отрываться от народа нельзя. Почувствовав, что путается в том, как должно развиваться государство, Евдокия взялась обдумывать собственное будущее. Тут было что посмаковать!
Недавняя решительность оставаться старой девой поколебалась; собственное признание о симпатии к князю, как будто это дело решённое и твёрдое, стало неожиданностью. Она никак не могла понять, с чего решила, что Юрий Васильевич ей нравится. Никакого томления при виде князя у неё не случалось, ладошки не потели и в узел нигде ничего не закручивалось. Так можно ли считать, что он ей нравится? А она его ещё в женихи записала!
«И чего на меня нашло?» — вопрошала она себя, пиная льдинку.
«И Тишкой начала распоряжаться, как будто хозяйка тут»
«А князь стерпел!» — мелькнула приятная мысль и тут же ей вторила следующая: — «Потому что он лапочка!»
Евдокия остановилась и, пнув подальше льдинку, согласилась, что князь действительно лапочка. Порой грозная лапа, но чаще всего он ранимый лопушок. Она фыркнула, представив, как удивился бы Юрий Васильевич, услышь он её мысли, но Евдокия — художник, и она так видит!
Но что скажет Иван Васильевич? А он не только скажет, но и за ухо оттаскает, прежде чем по-свойски пинка под зад даст! Евдокия заранее примерила на себя тяжкую долю изгнанницы и поняла, что не хочет такого.