Но оставлять столь неоднозначный вопрос нерешенным было нельзя : когда-то молнии считались знаком Перуна и почитались воинами, а сейчас сие явление трактовалось резко отрицательно и могло иметь серьёзные последствия. Первое, что ныне приходило людям на ум — при помощи молний бог карает нечистых!

В Европе уже сто лет жгли тех, кого подозревали в связи с духами, а молнию считали прямым указателем на неугодных богу. Так что судьба Гаврилы сейчас зависела от болтливости нечаянной свидетельницы Стеши.

Евдокия мгновенно прочувствовала проблему и принялась её решать. Она сразу вспомнила, как старец Феодосий жаловался, что в Европе кардиналы обуяны жаждой крови, и подстрекаемые своими монахами готовы развязать настоящую войну по борьбе с инакомыслием.

И только сейчас, при взгляде на расширившиеся от ужаса глаза обывательницы,до Евдокии дошло, что печально известная в будущем «охота на ведьм» уже созрела!

Название «охота на ведьм» лишь в малой степени отражало, что было на самом деле. В Европе на кострах горели мужчины, женщины и дети. Их было много, очень много. Но ещё больше было замучено в застенках при допросах и милосердно казнено.

Вот поэтому Евдокия, несмотря на непогоду,нежно поглаживала испугавшуюся женщину по плечу и старалась внушить ей, что об увиденном нельзя никому рассказывать. Ни подружкам, ни своему князю, ни отцу Пафнутию.

Конечно, на Руси всегда любили болтать, и не диво встретить попа расстригу, свободно рассказывающего всем, как он понимает служение Богу. И люди всё ещё помнят язычество, считая, что это не мешает быть православным. Но случается, что за подобную болтовню и память о старых богах можно пострадать.

— Стеша, ты меня поняла? — проникновенно спросила Евдокия, стараясь не давить, чтобы женщина со страху не стала врать.

— Боярич же узнал перст Перуна? — пролепетала она.

— Боярич — воин, и ему дали благословение в понятном для него виде.

— Молонья могла меня убить, — Степанида уже твёрдо стояла на ногах и во все глаза смотрела на пришибленного Гаврилу. Мимо кто-то быстро пробежал, бросив удивленный взгляд на задержавшихся возле баньки женщины с девой и бояричем.

— Могла, но не убила, потому что он благословлён, а не наказан. Тебе посчастливилось увидеть божий знак, и коли сумеешь сохранить доставшиеся тебе по случаю капли удачи, то твоя жизнь обязательно измениться к лучшему, а не сумеешь, то…

— Я никому не отдам свою удачу! — жарко воскликнула женщина, прижимая руки к груди.

— Вот и хорошо, — вздохнула с облегчением Евдокия. — А теперь скорее в дом,пока мы не замерзли.

Степанида засеменила ко входу, а Дуня, чуть помедлив всё же ухватила Гаврилу за рукав и потащила за собой. Его волосы намокли и уже ничем не выдавали недавнее происшествие.

— Ожог есть? — быстро спросила она его.

— Нет, то есть да… не знаю...

— Ясно. Тебя где поселили?

— Рядом с гридницей дали закуток. Мы с дядькой там.

— Я пришлю к тебе Ванюшиного пестуна с мазью от ожога. Нельзя, чтобы на воспаленную кожу попала грязь.

— Дунь… — Гаврила покраснел и тут же исправился, — Евдокия Вячеславна, а правда, что ты говорила про меня? Неужто сам Перун меня выделил?

— Гаврила Афанасьевич, вот ты мне скажи, если у меня ноги в росе вымокнут, то это означает, что меня отметила сама мать сыра земля?

— Э-э-э, нет!

— Ну,так и молния. Кстати, именно эта называется шаровой и немного полетав, она исчезла бы сама собой, если бы ты не бросился сражаться с нею.

— Но…

— Гаврила Афанасьевич, давай потом об этом поговорим. У меня уже зуб на зуб не попадает. В мире много интересного происходит. Что-то постоянно случается, как туман или роса и мы привыкаем к этому явлению, не видим ничего необычного. А вот воняющие тухлятиной озера, вырывающийся синий огонь из недр земли, горящая вода или молнии пугают, потому что мы не успеваем привыкнуть к ним, разобраться, что происходит.

Гаврила потрясённо смотрел на неё, и Евдокия раздосадовано махнула рукой:

— Иди уже, отдохни. Непогода всех нас измучила.

Боярич приложил руку к груди и резво побежал к входу в гридницу.

Утром о прошедшем кратковременном потеплении напоминал тонкий ледок на лужах и застывшая встопорщенными комьями грязь. Все спотыкались, поскальзывались, ворчали, но при этом поглядывали на занимающееся на небосводе солнышко и довольно щурились.

Евдокия стойко перенесла местные «удобства», дала указания Даринке почистить переноску Пушка, освежить его лоток, сбегать за белым хлебом, заказать у местного плотника хотя бы примитивную вешалку для нарядов, собрать сплетни — и бегом обратно. Сама же боярышня занялась подготовкой княжеских подарков для вручения.