Тогда она подошла, положила перед ним кусочек подсушенного мяса и когда он взял его, чтобы благородно отнести под нос невесты, то все оживились и начали обсуждать увиденное представление.

— Ну что ж, Маркиза приняла его, — с улыбкой произнёс князь. — Оставляй своего любимца, не обижу.

— Э, обсудить бы надо, — торопливо воскликнула Евдокия, а то князь уже дал знак составить в угол дары брата с невесткой и собирался попрощаться.

— Чего? — удивился он.

— Я буду за котом приглядывать, — сообщила ему Евдокия и увидев, что князь не рад, быстро добавила: — но стеснять тебя не стану. Мы с братом снимем дом поблизости.

— Хм, — лицо Юрия Васильевича разгладилось, — не стеснишь, — ответил он.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Евдокия и толкнула Ванюшку в бок, чтобы он благодарно склонил голову, а то князь его словно бы не видит. — Могу я рассчитывать на котёночка? У меня ещё в Новгороде кот неприкаянным ходит. В приказной избе служит. При чинах и на довольствии, — расхваливала новгородского жениха Дуня. — Ему бы подружку, пока не постарел.

Князь усмехнулся, посмотрел на бояр, и они важно покивали.

— Быть посему, — громко велел он и рассмеялся, глядя на расположившегося подле Маркизы Пушка. — Это ж надо, они как люди симпатию проявляют!

Евдокия покинула княжеские палаты, с неохотой оставляя там кота. Он конечно же рад вернуть себе свободу, а то сидеть на руках или в переноске ему надоело, но вдруг князь не умеет гладить кошек? Вдруг на Пушка обидятся местные жёнки, когда он распотрошит их рукоделие, чтобы раздобыть себе лоскуток для обмена на вкусняшечку для подруги?

— Евдокия Вячеславна, как всё прошло? — встретил её Гаврила.

— Всё в порядке, — громко ответила она и глазами спросила, всё ли у него хорошо.

Брату она вчера сказала, что боярич случайно в бане обжёгся. Ванюшка не поверил, но мазь взял и после доложил, что ожог не страшный.

Гаврила благодарно кивнул, но его уже пригласили в княжьи покои. Дуня понимала, что парня будут расспрашивать об отце и его экспедиции. Это уже не секрет, но подробности мало кто знал, поэтому князь воспользовался случаем.

— Дунька, ты чего с Гаврилой сделала? — неожиданно задал вопрос брат.

— Ничего я с ним не делала! С чего ты взял?

— Он всю ночь не спал, а с утра от небосвода глаз не отводит. И этот ожог… тёмное дело, — хмуря брови, покачал головой Ванюшка. — Надо бы расследовать, но, если ты замешана… — боярич почесал шею и с подозрением посмотрел на небо, потом на сестру и вновь почесал шею. — Чую, что-то вчера произошло, — выдал он и сощурил глаза, когда Дуня демонстративно фыркнула.

Он давно уже заметил, что она столь возмущенно-показательно фыркает тогда, когда случайно где-то ляпнет что-то важное. Что-нибудь такое, у чего обязательно будут последствия. И кажется, Гавриле не повезло, потому что она ляпнула при нём.

Не успев толком обустроиться в выделенной для проживания светёлке, Евдокия начала расспросы об иноземцах. Оказалось, что португальцы прибыли в город одновременно с ней. Нанятые ими лодьи торопились разгрузиться в Дмитрове и вернуться домой до того, как лёд полностью скует реки. Живущие здесь иноземцы встретили португальцев настороженно и с неохотой впустили в гостиный двор. Боярышня сразу же отправилась туда.

— Здравия вам, господа негоцианты, — нейтрально поприветствовала Евдокия португальцев на латыни, не увидев того, с кем в Новгороде заключала договор Кошкина.

Ванюшка с поистине боярской важностью стоял подле неё, оглядывая двор придирчивым взглядом. За его плечом держался Олежка, стараясь соответствовать ситуации, но нет-нет, да таращился на незнакомую одёжу или морщил нос, уловив резкий запах. Ароматы в гостином дворе гуляли разные, и всё больше неприятные. Особенно досаждал запах испорченной рыбы.

Юрята Гусев тоже приосанился и поглаживая рукоять оружия, демонстрировал, что не доверяет тем, кто не знает его языка.

Пятеро мужчин среднего возраста поклонились Евдокии с Ванюшкой, и один из них с трудом начал приветственную речь на латыни. Дуня подняла руку вверх, останавливая его и предлагая найти для общения другой язык.

— Ваше сиятельство, — мужчина вновь поклонился Евдокии, перейдя на французский и приравняв её титул к графскому. Она поощрительно улыбнулась. Иноземец польстил, но не так уж чтобы очень, если учесть положение деда. Из условных баронских штанишек Еремей Профыч вырос, а графские ещё великоваты, но Дуняша никогда не было мелочной. Графиня так графиня!