– В любом случае, – возразил Радзутана, – есть разница между наслаждением предсмертными судорогами жертвы и стремлением уменьшить ее боль и страдания. Единственный Истинный Мудрец Кон Фиджи говорил: «Если бы человек мог питаться только воздухом и росой, ему следовало бы так и делать». Однако мы, увы, не можем придерживаться подобного рациона, и это величайшая беда смертных. Но люди лучше зверей, коим ведом один лишь закон: зуб за зуб. По крайней мере, мы должны стремиться быть лучше них.

– А я все равно считаю, что нет хуже варварства, чем есть мясо, притворяясь, будто это и не мясо вовсе! – Таквал покраснел и едва не сорвался на крик.

– Прекратите, – грозно произнесла Тэра, которая решила наконец вмешаться.

Ей было не по душе, что безобидная беседа о еде так быстро скатилась к обвинениям в варварстве и взаимному презрению. Стало понятно, что в их дружной, на первый взгляд, команде существовали серьезные трения.

Никому не хотелось прекращать дискуссию, но временное затишье позволило спорщикам услышать тихий плач.

Все повернулись и увидели, как Торьо плачет над жарящейся рыбой.

– Что случилось? – спросила Тэра.

– По-моему, величайшее варварство – это неизбежность смерти, – ответила девочка. – Вы спорите о том, как более цивилизованно убивать и есть, но чем вы отличаетесь от этой рыбы? Ничем. И сильные, и слабые, и цивилизованные, и дикари – все в конце концов станут для кого-нибудь кормом. Зачем же тратить драгоценное время, доказывая свое превосходство над другими? Это все тщета.

– Но мудрецы ано говорят, что есть вещи поважнее жизни… – начал было Радзутана.

– Однако боги сулят смелым и достойным облачных гаринафинов… – начал было Таквал.

– С какой стати мне слушаться мудрецов ано или богов? – воскликнула Торьо. – Дыхание мудрецов давно остановилось, а боги не говорят с нами по душам. Что они знают о телах, разбросанных на воде после битвы? Что они знают о бесконечных чудесах разума, которым со смертью приходит конец? Что они знают о том, каково это – жить?

Дни становились то длиннее, то короче, солнце перемещалось от одного борта к другому, звезды сменялись на небосводе. Флотилия вошла в неведомые, зловещие воды.

Время от времени впередсмотрящие объявляли, что видят на горизонте землю, искристые города и мчащиеся повозки. Однако Тэра и Таквал понимали, что это всего лишь миражи.

Флотилия также прошла над обширными подводными рифами. Яркие лучи солнца играли на разноцветных кораллах, и морякам показалось, будто под водой тоже находится город. «Прогоняющую скорбь» привязали к двум другим кораблям, чтобы увеличить ее скорость, и флагман погрузился под воду, чтобы исследовать это удивительное явление.

Офицеры наблюдали из капитанской рубки, как судно скользит над затонувшими руинами.

– Мы как будто по небу летим, – прошептала командор То.

Все, кому доводилось летать на воздушных кораблях, согласно кивнули.

Внизу виднелись разбитые колонны древних храмов; коралловые колонии отмечали давно затопленные дороги. Развалины зданий стояли, открытые морю, а останки их остроконечных крыш лежали на дне. Крабы шустро бегали во дворах с мозаичными полами, на которых даже спустя тысячелетия после затопления можно было различить изображения.

Моряки видели горы камней, разрушенные стены и портики, сквозь которые по-хозяйски проплывали косяки рыб, мнивших себя наследниками этой утраченной цивилизации. Когда тень корабля, словно тень облака, падала на рухнувшие башни, оттуда выскакивали мурены, словно бы защищая затерянный город от предсказанного в пророчествах вторжения. Медузы плясали на ярусах восьмиугольных театров, как будто бы давали спектакль для призрачных зрителей.

– Говорят, что ано пришли с запада, когда их родина погрузилась под воду, – прошептала Тэра. – Вдруг это руины их загадочного царства?

Ей никто не ответил.

С наступлением вечера «Прогоняющая скорбь» всплыла, и флотилия продолжила путь. Но никто не мог спокойно уснуть той ночью, размышляя об увиденном.

Таквал услышал, как в дверь его каюты кто-то тихонько скребется. Открыв дверь, он с удивлением увидел на пороге Тэру и пригласил ее войти.

– Что тебя беспокоит? – спросил он.

– Не знаю, как объяснить, – нерешительно ответила девушка, – но мне страшно. Я боюсь, что эти руины – дурное предзнаменование.