– Но наша версия официальная, – возразил Чашка.

– Да нет никакой официальной версии!

Тем временем Бенгер пустил по столу Корабас, которую Заводь тут же накрыла правой ладонью.

– Ну вот, – заключила она, – не так уж и плохо, верно?

– Ты разрушила мою победу, – проворчал Бенгер. – Но и слабейшим я тоже не окажусь.

– Что верно, то верно, – кивнула Заводь. – Я играю Церковью Угря. Дальше – Немигающий Глаз, Повелитель Предзнаменований. Нелюбимая отворачивается, и опускается Саван. Слезы льются в Реку, текущую через врата. Катастрофический потоп накрывает поредевшие ряды Роты Смерти. Вы все в замешательстве пропускаете ход, и является Корабас, она же Убийца Магии. Наступает конец света. Я выигрываю.

– Ты отдал ей победу! – рявкнул Чашка Бенгеру.

– Угу, специально, чтобы ты оказался в наихудшем положении! А теперь гони ту фишку – Дважды Живого. Следующий круг начну я, поскольку, завершив игру, Корабас слетела с пьедестала.

– Не хочу больше играть, – заявил Чашка. – Политика, предательство, удар в спину… И почему я не удивлен?

– Можешь тогда отдать все фишки мне, – сказала Аникс Фро. – Их нужно заново покрасить.

– Смотри не забудь, кому принадлежит Дважды Живой.

– Не забуду, Бенгер. Может быть.

– Попробуй только обмануть меня, Аникс, и я тебя прокляну.

– Вот и отлично. Мне как раз нужно испытать Железную Глотку, а ты подойдешь в качестве мишени не хуже любого другого.

– Подумаешь, угроза, – ухмыльнулся Бенгер. – Изобретение, которое не только не работает, но еще и выглядит по-дурацки.

Аникс смахнула фишки в кожаный мешочек и туго его завязала.

– Запомните все слова Бенгера. Сможем повторить их над его могилой. Вернее, над холмиком с горсткой оставшихся от него ошметков.

– Бедняга Бенгер, – промолвила Заводь.

Чашка отхлебнул эля.

– Кого и впрямь стоило бы проклясть, так это Пледа. Бенгер, если ты проклянешь этот вонючий кусок ожившего дерьма, я в следующей игре буду твоим союзником.

– Мне не нужны союзники, поскольку у меня есть Дважды Живой.

– Может, Чашка и прав, – кивнула Аникс Фро. – Хотя, если проклинать всех подряд, останешься вообще без друзей. К тому же ты вроде как целитель, а не какая-то дырка в жопе, которая только и умеет, что изрыгать проклятия.

– Дырка в жопе, изрыгающая проклятия?

– Тогда это уж, скорее, Плед, – заявил Чашка.

Все, кроме Заводи, рассмеялись. Она так и не поняла, что же остальным показалось столь забавным.

«Торговая таверна» была полна народа, но все же не набита битком, как обычно. Присутствовали все три взвода почти в полном составе. Тяжелые пехотинцы о чем-то спорили, собравшись за одним столом. Сержанта Заводь заметила здесь только одного – ее собственного командира Дрючка, который сидел за маленьким столиком в обществе кружки эля.

Не то чтобы солдаты не любили Дрючка, мрачно подумала Заводь. Просто никто толком его не знал. Вернее, знали, но вместе с тем и не знали. В том смысле, что прошедших лет вполне хватило, дабы заключить: этого человека толком понять невозможно.

Капралы расположились за своим столом. Омс взял себе четвертый стул, но сел поодаль от Моррута, Подтелеги и Перекуса. Вероятно, просто не нашел другого места. Заводи доводилось иметь дело с Омсом. Он был опытным солдатом, одним из последних саперов, но также и «ночным клинком», поскольку для саперов теперь работы было мало, не то что прежде. У них имелось немного взрывчатки, но пользоваться ею было рискованно. Взрывчатка, естественно, была не морантской, а всего лишь ее имперской копией. Омс постоянно жаловался, что каждый четвертый заряд дает осечку. Не в буквальном смысле, конечно, но в среднем. А запалы порой взрывались в руках, что, по его словам, было совсем уж скверно. Заводь не понимала саперов.

Она хорошо помнила последнее сражение, на внешнем фланге у края леса. Питамбра из Седьмого взвода вышел тогда против шестерых врагов с единственной «шрапнелью». Но, как потом объяснял Омс, слой глины оказался слишком толстым, и снаряд отскочил от земли, вместо того чтобы взорваться, а уже в следующее мгновение Питамбра был мертв. А потом кто-то наступил на ту «шрапнель», и ему оторвало обе ноги. Слишком мало, слишком поздно.

Заводь вспомнила, как сама это сказала, показывая на безногого бандита, который умер, так и не встав на колени. Те, кто ее услышал, отчего-то рассмеялись. Мысль об этом заставила женщину еще сильнее нахмуриться. Как вообще кто-то мог веселиться после того, как их роту разбили в пух и прах? Но каждый раз, когда кто-нибудь рассказывал про случившееся тогда, он непременно упоминал того бандита, которого прозвали Слишком-Мало-Слишком-Поздно, и все снова гоготали.

Похоже, малазанские морпехи любили смеяться над тем, над чем смеяться не стоило. Заводь этого понять не могла. Вот ограбить мертвую ведьму – это и в самом деле забавно.

Так или иначе, бедняга Питамбра.

Бенгер и Чашка ушли. Мгновение спустя за ними последовал и Трындец, так что осталась только Аникс Фро.

Заводь взглянула на девушку и заметила:

– Выглядишь больной.

– Угу, – ответила Аникс. – Сколько можно твердить одно и то же? Меня уже тошнит, когда я в очередной раз это от вас слышу. Просто так уж вышло, что у меня фарфоровый цвет лица.