Их тогда серьезно потрепало в неожиданной стычке с Багровой гвардией, и после печальных известий, полученных с юга, название Чернопсовый лес стало проклятием. Одна из проблем заключалась в том, что сжигатели мостов разделились – две роты послали в поддержку Второй армии на северо-востоке, а остальные ушли в сторону Мотта.

Сержант присел на слегка покосившийся каменный помост, глядя поверх насыпи на прочную каменную стену форта. Он помнил времена, когда там не было ничего, кроме дерева и каменных обломков. Он помнил, как у него болела спина, когда он работал лопатой и махал кайлом, разбивая надгробия, пока команды лесорубов вырубали целиком близлежащую рощу, чтобы возвести первые стены.

В воздухе тогда словно бы ощущалось дыхание дикой местности – а может, здесь, на краю цивилизации, сержанту просто так казалось. Именно в ту пору сжигателей мостов начало швырять в один кошмар за другим. Надежда оставалась жива, но становилась все более хрупкой.

С тех пор все изменилось. На форт опустилось удушающее одеяло мирной жизни, окутав собой торговцев, трактирщиков, ремесленников, пастухов, крестьян и всех остальных. Дерево сменилось камнем, на пустой земле вырос небольшой город. Ничто из этого не казалось – или не выглядело – реальным.

Сержант никак не ожидал вновь вернуться туда, где он дважды втыкал в землю лопату: сперва – чтобы построить форт, а затем – чтобы выкопать братскую могилу и смотреть, как в нее падают окровавленные тела его друзей. Солдатская преданность постепенно умирала от тысяч ран, пока не стало казаться, будто обрести ее вновь нет никакой надежды – люди теперь не доверяли ни императрице, ни командиру, вообще никому и ничему не верили. Сержант видел, как уходят и дезертируют его товарищи, в том числе и прославленные сжигатели мостов, которые настолько глубоко погрузились в себя, что уже не могли смотреть в глаза другим людям. Проклятье, да он и сам был к этому близок.

Много лет спустя, далеко на юго-востоке, под дождем в окрестностях Черного Коралла, верховный кулак Дуджек Однорукий неофициально распустил сжигателей мостов. Сержант помнил, как стоял тогда под потоками ливня, слыша шум воды, льющейся с неба, со смертельно раненного Семени Луны, что висело почти прямо над головой, – звук, который он с тех пор возненавидел.

Ему следовало поступить тогда так же, как и остальным немногим, кто остался в живых, – просто уйти. Но он никогда не смог бы где-то осесть и вести размеренное существование. Даже манящие наслаждения Даруджистана не могли удержать его на одном месте. И он блуждал кругами, думая, что же делать с постоянно преследовавшей его верностью долгу.

Стоило ли удивляться, что он снова оказался в рядах малазанской армии? И разве что-то изменилось? Отряды морпехов оставались прежними, несмотря на постоянно сменяющие друг друга лица, голоса, истории и прочее. Командиры приходили и уходили – одни были лучше, а другие хуже. Годы мирной службы перемежались опасными стычками, и казалось, что этому нет конца. Сержант теперь понимал, что так было, есть и будет, а последний миг Малазанской империи наступит тогда, когда последний из морских пехотинцев падет в каком-нибудь бессмысленном сражении в заднице мира.

Да, внешне ничего не изменилось. Но слишком многое изменилось в душе единственного бывшего сжигателя мостов, который до сих пор еще продолжал служить империи.

Черный Коралл. После того как закончились дожди, смывшие белый соляной налет с плеч его кожаной куртки, и в его сухих глазах исчез образ того, кем он был прежде (хотя он еще не осознал, кем же стал теперь), сержант пришел к могильному кургану, к этому сверкающему, будто все богатства мира, холму, где оставил свой знак из серебра и рубина, свой охваченный пламенем мост.

Странно, насколько сумел изменить его человек, с которым он даже никогда не был лично знаком. Человек, который, как ему говорили, отдал свою жизнь за то, чтобы искупить вину т’лан имассов.

«Ах, Итковиан. Представлял ли ты, к чему вынудит тебя этот твой единственный безумный жест, ужасающее обещание? Сомневаюсь. Вряд ли ты хоть на одно проклятое Худом мгновение задумался о том, какую цену тебе придется заплатить, когда, широко распахнув ясные глаза, просто взял и простил то, чему не было прощения».

Сержант тогда мало что об этом знал. Но, описав круг в ходе своих почти бесцельных блужданий, он в конце концов вернулся в Черный Коралл, чтобы увидеть, во что превратилось то место, где погибли сжигатели мостов. И оказался свидетелем рождения нового бога, новой веры и безнадежной мечты.

«Ты ведь так и не закрыл глаза, да? Родившись на свет, ты лишь криво улыбнулся своей неминуемой смерти, в то время как столь многие из нас шагнули вперед, движимые желанием тебя защитить. О, то был странный порыв преданности – не тебе, но некоей идее, которую ты в себе воплотил».