– Приедете сюда как коммивояжер или страховой агент?

– Бинго! В яблочко! Видите, даже вы это поняли без труда. Конечно же, я завалюсь в этот городишко как, безусловно, уважаемый гражданин от которого остальные уважаемые граждане стремятся держаться как можно дальше... Чёрт, да я бы приехал сюда под личиной инквизитора, если бы здесь не было редута Оливковой Ветви... Ладно, хрен с ним, с моим алиби – зачем эта странная демонстрация возможностей перед сильными града сего? Ради чего? Реклама? Я бы начал с кого-то одного. Запугивание? Не так-то просто запугать инквизитора, а уж судью и того сложнее. И я бы вообще не рекомендовал запугивать городского голову, у которого наверняка есть надёжные знакомства среди личностей самого тёмного пошиба. Да, как колдун я не боюсь ножа в подворотне, но ходить, постоянно ожидая зачарованной на крови железной пули, которую в любой момент может послать мне в башку опытный и не страдающий от избытка совести снайпер... нет-нет, увольте.

– А это вообще возможно? Ну, в смысле, передать способности одного человека другому?

– А вы сами как думаете? – Колдун хитро прищурился.

– Я думаю, что да. Ну... если Другие как-то могут такое провернуть, то...

– Ну, ну, не мнитесь, Фигаро! Не мнитесь! Вы не на экзамене. Тем более что вы совершенно правы, хотя и приводите неуместный пример. Другие – да, но на то они и Другие, чтобы наплевательски относиться к законам бытия. А мы с вами люди, хоть и колдуны.

Мерлин Первый набил трубку – на этот раз обыкновенным табаком – плеснул себе в бокал немного вина, и, наконец, опустился в кресло. Фигаро пришло в голову что эта, казалось бы, совершенно обычная человеческая поза абсолютно не идёт Артуру-Зигфриду, которого следователь привык видеть парящим, летающим или закладывающим петли в воздухе. Более того: сам Артур тоже чувствовал себя явно неуютно, точно за три прошедших с его «смерти» года разучился сидеть, и теперь старому колдуну приходилось себя сдерживать, чуть ли не насильно усаживаясь в злополучное сиденье, обитое выцветшим велюром основательно потёртым на спинке.

– Мы занимались этим вопросом. – Табак в трубке Артура сам собой вспыхнул, и в воздухе поплыли уютные клубы дыма. – О, Квадриптих не собирался торговать чьими-то ворованными талантами; такие мелочи нам были без надобности. Нас интересовала проблематика передачи уникальных способностей не повреждающая ауру донора. Ну, подумайте: кому бы не захотелось стать природным псиоником? Или уникальные силы некоторых колдунов: никакая квазиматематика не объяснит, почему Моргана может создать умопомрачительный пирог с яблоками из воздуха, а мой пирог будет на вкус напоминать портянку. И, разумеется, нам хотелось иметь такой мощный инструмент в распоряжении наших медиков.

– Медиков? При чём здесь?..

– Фигаро, вы знаете, сколько людей умирало от рака, пока алхимия не поставила на нём жирную точку? Каждый десятый. Мы способны вылечить практически любое заболевание, включая аутоиммунные. Пока нам не по зубам только заболевания генетические, психические – хотя тут мы и достигли определённого прогресса – и травмы ауры вызванные воздействиями Другого характера. Даже я благополучно помру, если мне расслоить ауру «Лезвием Монро». И Орб не поможет.

– А при чём тут...

– При том, Фигаро, что и передача талантов, и врачевание колдовских травм по сути, опираются на один и тот же механизм: копирование устойчивых структур ауры и приживление их другому человеку. Этим мы с моей Научной когортой и занимались в те далёкие времена, которые даже я сейчас воспринимаю как лохматую древность. И, предвосхищая ваш вопрос, мы потерпели неудачу.

– Да ладно. – Следователь недоверчиво прищурился и, протянув руку к бутылке, второй рукой опрокинул бокал в рот. – Вот прямо вообще ничего не получилось? Совсем?

– Получилось наполовину. Но, как совершенно справедливо заметила Моргана, нельзя забеременеть немножко. Мы разработали процедуру, позволяющую извлекать из эфирного каркаса донора нужный нам кусок не повреждая ни его, ни ауру, но только единожды. Донор оставался жив, но лишался... чего-то. Пекарь забывал, как печь хлеб, борец становился просто горой мышц без какой-либо сноровки, а колдун переставал быть колдуном. А вот засунуть извлечённый таким образом фрагмент ауры в кого-либо другого у нас уже не получилось. Мы сошлись на том, что это возможно теоретически, но эксперимент решили прикрыть.

– Почему?

– Потому что некоторые из Когорты хотели использовать созданное нами устройство для того, чтобы лишать колдунов их способностей. Наверняка и навсегда. Ничего себе наказание, а? Мы с Морганой подумали-подумали, и решили, что нам совершенно не улыбается однажды утром проснуться и понять, что пришло время переквалифицироваться в управдомы. Поэтому я собрал все наши наработки и закопал их вместе с прототипом к хренам собачьим в таких дебрях, где и сам чёрт не нашёл бы, не говоря уже о ком-то из моих заклятых друзей.

– Хм... А мог кто-то... Ну, найти этот ваш прибор... случайно?

– Нет, – отрезал Мерлин, – не мог. Я там всё защитил по высшему разряду, отвёл глаза всем, от человека до пронырливого Другого, и заминировал сам чемоданчик. К тому же, если здесь, в Верхнем Тудыме, и работает некое устройство, похищающее у людей их способности, то оно явно не имеет отношения к разработке Квадриптиха по одной простой причине: она не работала. Ломать ломала, но строить не умела.

– И что, у кого-то получилось то, чего не вышло у Научной когорты Мерлина Первого? – Следователь иронично изогнул бровь. – Да ладно вам.