Словом, перефразируя известные строки поэта, можно сказать, что Олейнику и его товарищам приходилось переворачивать тысячи тонн догадок, предположений, ложных показаний, сомнительных версий ради крупиц истины. Но они упорно искали и находили эти крупицы.

Одновременно следователь еще раз тщательно изучил личности подозреваемых. Вообще-то вопрос у него возник сразу: могли ли Башкирцев, Козочка, Акопян и Шариков пойти на столь тяжкие деяния? Если да, то что толкнуло их на это? Содеянное не очень соответствовало характеру и образу их жизни. Но «улики» перевесили все иные соображения. Олейник вновь вернулся к личностям этих людей.

Вот Вячеслав Козочка, работник милиции. Это последнее обстоятельство и привлекло тогда внимание розыска. Преступники действовали дерзко и расчетливо. Сразу возникла мысль: а не является ли их соучастником некто, связанный с милицией? Козочка, в прошлом безупречный работник, оказался раза два-три в компании Башкирцева. Ну, а если подозревают эту компанию, следовательно... И было сброшено со счетов, что Вячеслав прекрасно нес службу, что он всегда отличался честностью, что он хороший семьянин (у него любящая жена и пятилетний сын), что готовился к защите диплома в сельскохозяйственном институте, где учился на вечернем отделении. Когда Олейник познакомился с Козочкой во время первого допроса, то пришел к выводу: не мог он совершить убийство.

А вот за Башкирцевым обнаружилось много грехов: занимался небескорыстными махинациями, любил подношения, груб, жесток. Шариков — окончательно спившийся человек, за бутылку водки мать родную не пожалеет. Акоп Акопян ни в чем особо подозрительном замешан не был, но любил устраивать попойки, хотя сам пил мало. У него масса знакомых, которые могут «все достать», и Акоп широко пользовался этими связями. Но все это сводилось к добыванию разных дефицитных вещей, не более.

Короче, каждый из этих троих не был примерным гражданином. Но чтобы они пошли на убийство... В это Олейник не верил. Да и доказательства их вины не выдерживали строгой критики. Поэтому дело в отношении их было прекращено, подозреваемые освобождены. Правда, Башкирцеву и Шарикову предстояло держать ответ за махинации с кузовами, однако этим должен был заниматься уже не Олейник.

Итак, стало окончательно ясно: не они. Но кто?

Перед оперативной группой во главе с Олейником стояла двуединая задача: снять обвинение с невиновных и найти преступников. Работа велась интенсивно, но все еще без обнадеживающих результатов. И постоянно возвращались к вопросу: почему молчит «Макаров»? Его «голоса» ждали с тревогой: ведь он в руках у опасных людей.

Скорее всего, считали члены опергруппы, теперешние владельцы оружия попались на каком-то другом преступлении или попался их главарь. Поэтому изучили массу уголовных дел, связанных с грабежами, кражами, налетами. Бесконечные проверки лиц, осужденных за сходные преступления, прослеживание их связей. Это была кропотливая исследовательская работа. Круг поисков постепенно сужался. И все же пока это были блуждания в темноте, заподозрить кого-то с достаточными основаниями опергруппа не могла...

В эти-то напряженные дни и получил Олейник сообщение о задержании в подмосковном поселке некоего Стаса, родом из Перми и постоянно здесь прописанного. МУР запрашивал: не участвовал ли Стас в нападении на инкассатора? Такого нападения не было — это Владимир Иванович знал точно. А вот фамилия Стаса не давала покоя: где-то она мелькала, в каком-то эпизоде многотомного дела...

И вот Олейник проводит первый допрос Стаса.

— Ваши фамилия, имя, отчество?

— Бочарников Станислав Аркадьевич.

— Ваш род занятий?

— Учусь в сельскохозяйственном институте, на четвертом курсе. На вечернем отделении.

— А работаете где?

— В музее. Сторожем.

— Когда-нибудь были судимы?

— Н-нет...

— Знакомы ли с Валерием Кнышем?

— Не знаю такого. Первый раз слышу эту фамилию.

— А он вас знает. И даже утверждает, что вы принимали участие в подготовке к ограблению дачи.

— Ну, это его фантазия, — Станислав Бочарников был абсолютно спокоен.

— Хорошо. Оставим это. Есть показания, будто вы участвовали в нападении на инкассатора. В городе... Перми.

Владимир Иванович знал, что никакого нападения на инкассатора в том городе не было. Всё это путаные россказни Валерия Кныша. Но следователю было очень важно, как прореагирует Стас на название своего родного города. Ведь он там жил и работал. Олейник не ждал никакой особой реакции. Ведь Стас точно знает, что не совершал нападения, раз этого нападения не было вообще. Как знал он и то, что не участвовал непосредственно в ограблении дачи. Вопросы о даче Стас встретил почти равнодушно. Но когда Олейник упомянул несуществующего инкассатора, он натянулся как струна. Хотя внешне отвечал спокойно. Только внешне...

— А когда вы в последний раз виделись с Леонидом Таракановым?

— Каким еще Таракановым? Не знаю такого.

— Не знаете своего бывшего одноклассника? С которым десять лет учились?

— Ах, этот... — Стас совсем растерялся.

Владимир Иванович наконец-то вспомнил, откуда ему знакома эта фамилия — Бочарников.

В одном из уголовных дел, которые следователь изучил в последнее время, содержались материалы по обвинению некоего Тараканова — специалиста по окраске угнанных машин. Есть, оказывается, и такая «профессия». Тараканов освоил ее в совершенстве. И номера на двигателе перебивал. Так вот, изучая это дело, Олейник обратил внимание на один эпизод. Станислав Бочарников, бывший одноклассник Тараканова, обратился к нему с вопросом: если он с друзьями угонит машину, сумеет ли Леонид быстренько ее преобразить? «Тебе-то зачем? — удивился «специалист». — Это нужно тем, кто в другое место с угнанной машиной скрыться хочет. Ты из города вроде уезжать не собираешься, а здесь попадешься». — «Мне на время нужно, одну операцию провернуть». — «Банк, что ли, ограбить?» — спросил в шутку Тараканов. «Не твое дело». — «Нет, тут я тебе не помощник». Вот такие показания имелись в деле Тараканова. Совсем незначительный, «проходящий» эпизод. Но в голове следователя он отложился: упоминался, пусть и не серьезно, банк. И теперь отрицание Бочарниковым этого «невинного» эпизода настораживало.