— Ну и что? — спросили его, — ведь оба убиты.

— Верно. Но Палицын, в свою очередь, был приятелем заведующего гаражом Башкирцева. А у того компания теплая. Еще Акоп Акопян, механик. Шариков Николай. Уволен из милиции за пьянку, правда, давно. Еще Вячеслав Козочка, тот и сейчас в органах работает. Вечером 24 декабря, накануне убийства сержанта Малова, к нему вся компания заезжала, звали ехать на какое-то мероприятие, в деревню какую-то.

— Вы лично слышали этот разговор?

— Во всяком случае точно знаю, что Башкирцев и его компания собирались в загул.

— Почему вы думаете, что это происходило именно в тот вечер?

— Меня Башкирцев попросил его персональную «Волгу» посмотреть. И говорит: в деревню поедем, а там дороги сам знаешь какие. Я его спросил, что это они зимой в деревню наладились. А он сказал, что, дескать, во всем мире в ночь на 25 декабря рождество празднуют. У нас 7 января, а у них раньше. Смеялся, говорил, что они решили отметить четыре праздника — два рождества и два новых года. С сегодняшнего, сказал, вечера и начнем.

— Почему вы раньше не сообщили нам об этом?

— Да ни к чему было. А сейчас, когда кругом говорят, что в нападении на пост ГАИ участвовал кто-то из милиции, я и сопоставил: сержанта Малова звали — он не поехал, а потом... И Палицына убили... Может, есть какая-то связь?

— Да не очень все это вяжется. Ну, решили рождество отметить, а убивать-то зачем?

— Этого я не знаю, — ответил Сарычев, — но подозрительная у них компания. Между прочим, Башкирцева ординарец, ну, шофер его личный, Генкой звать, пижон самый что ни на есть, недавно за грабеж сел. Он все их дела знает, а ведь на суде ничего не сказал. Это не подозрительно?

Никакой связи между загулами Башкирцева и его компании, осуждением Генки и убийством инспектора ГАИ, а также нападением на сберкассу на первый взгляд не прослеживалось. Но «сигнал» стоило проверить.

Заведующий гаражом Башкирцев слыл человеком солидным. Его приятели тоже подозрений не вызывали. А вот Геннадий Ровинский действительно был недавно осужден. И Палицын, из их компании, убит. Да и таинственные поездки на какие-то «мероприятия», о которых стало известно работникам милиции, показались заслуживающими внимания. Правда, Сарычев слыл изрядным фантазером, любил приврать. Да и в его путаном рассказе логика не очень прослеживалась. Но в сложившейся ситуации бездействие становилось прямо-таки невыносимым. Решили проверить «сигнал». А вдруг в этом сумбуре рациональное зерно таится?

Прежде всего связались по телефону с колонией, где отбывал наказание Геннадий Ровинский.

— Есть у нас такой герой, — ответил начальник колонии. — Он, кстати, часто хвалится, что был личным шофером какого-то автомобильного начальника. Так вот, этот Ровинский недавно вдруг заявил, что хочет дать дополнительные показания. Чистосердечно, говорит, хочу покаяться. Но что-то я ему не верю, скользкий парень...

На другом конце провода соображения начальника колонии относительно личности Ровинского слушать не стали.

— К вам немедленно вылетает наш сотрудник, — и разговор закончился.

Инспектор управления Михайлов тут же выехал в колонию, где отбывал свой срок Геннадий Ровинский. Сообщение, что он намеревается дать дополнительные показания, взволновало опергруппу, которая в это время проверяла туманные рассказы Кости Сарычева.

В колонии к инспектору привели долговязого, какого-то дерганого парня. Он пугливо озирался, перебирая борт куртки пальцами, говорил торопливо.

— Так в чем, Ровинский, вы хотели чистосердечно признаться? — сразу начал инспектор. — Что душу гнетет? Раскаяние принесет облегчение. Выкладывайте.

— Значит, когда мы с Баландиным в универмаг залезли, — ну, этот эпизод по суду проходил, — я показал, что Баландин взял две меховые шкурки. Так на самом деле их было восемь. Шесть ушли к...

— Подожди, — прервал его инспектор, — переходя на «ты», — какие шкурки? Какой Баландин? Ты что тут заливаешь? Хотел чистосердечно все выложить, так и выкладывай.

— Так я ж как на духу...

— Ладно, если как на духу, то о Башкирцеве расскажи. Возил ты его куда-нибудь кроме как по служебным делам?

— Возил. А как же.

— Вот и давай. Куда возил? Когда? С кем? И напряги свою память: куда вы ездили вечером 24 декабря? В ночь под рождество?

— С Башкирцевым? Под рождество? — Ровинский недоуменно посмотрел на инспектора. — Ах, это... Вы знаете, я сейчас не готов отвечать. Дайте с мыслями собраться.

— Соберись. И не бойся ничего. Тебе-то вряд ли больше грозит, чем имеешь.