Шрифт:
– Язык покажи...
– требует Лиза.
– Опять распорол! Надо его продезинфицировать.
Шмелёв дотягивается до бутылки коньяка. Набирает в рот, стонет от боли, полощет, глотает.
– Так ты сплевывай, а не глотай!
– хлопает глазами Лиза.
– Чо я дурак, такой коньяк сплевывать?
– возмущённо.
Лиза обессиленно всхлипывает обнимая его.
– Па-а-ап!
– Найду я их.
Достаю бокалы, разливаю нам Ромкой коньяк на два бокала.
– Давай, Шмель, чтобы до свадьбы зажило!
– чокаемся.
И уже допивая бокал, я вдруг зависаю на последнем глотке.
Потому что коньяка у меня оставалось, ровно по нижнюю линию этикетки.
И когда мы садились за стол со Светой, она его разлила по бокалам, оставив бутылку пустой.
Обратно что ли его слила в бутылку?..
Это кажется мне странным. Она ведь хотела этот коньяк выпить. Ну ладно вылила бы обратно мой бокал. Или что - без меня передумала пить? А почему?
С усилием сглатываю вставший в горле напиток.
Ловлю взгляд Светы.
Что-то не так... Нашкодивший какой-то взгляд.
– Саша...
– сжимает мое плечо Наталья.
– Что эти люди хотели? Зачем они это сделали?
– Выясню.
– Я боюсь за тебя.
Это тепло...
Сжимаю в ответ ее руку.
– Давайте, сегодня попробуем не испортить наш семейный ужин этим происшествием.
Девочки переключаются на готовку.
– Ромка, давай я тебя пока в карты хоть обыграю.
– Ну давайте!
– закатывает глаза.
Раскидываю колоду.
– Вот вы мент, у мухлюете как шулер.
– Ну я ж не на бабки. От любви к искусству.
Перекидываю между пальцами туза, дразня Шмелёва.
– Подопечные ваши научили?
– Неа, мать. Картежница была. Бандитка малолетняя. Отец - мент. Ее вытащил из банды, женился. А она все равно...
– машу рукой.
– До конца жизни от него отхватывала за замашки свои воровские. Прибили ее за большой куш. Тайком от бати играла. От любви к искусству. И меня с детства учила. Он спалил, отодрал так, что я потом до его смерти карты в руки не брал.
Наташа стоит за спиной, медленно расчесывает мои волосы пятерней. Ото лба к затылку.
– Как жестоко...
– Нормально!
– рычу я.
– А так бы мог по стопам матери пойти. Лучше бы было? Хорошая она была, ласковая. Но дура беспредельная... Не додавил отец. Жестче надо было. Тоже... любил ее.
– А у меня вот даже ни одной фоточки бабушки с дедом не осталось!
– сетует Лиза.
– Тёть Свет, идите к нам за стол. Чего вы там одна?
От ласковых движений Наташиных пальцев, вдруг встаёт. Очень уверенно и настойчиво. Пульс начинает лупить в уши. С каждой пульсацией мучительной тяжестью стучит в пах. Это чо ещё такое за юношеские приколы?...
Облизываю мгновенно пересохшие губы.
– А можно мне водички?
– сипло просит Ромка, растерянно зависая взглядом в пространстве.
Лиза подаёт ему в хрустальном бокале.
Залпом выпивает до дна.
– Мне б тоже водички...
– непослушным низким голосом прошу я.
Мы одновременно с ним оттягивает вороты свитеров. Жарко… Чувствую как полыхает лицо. И у Ромки горят алым щеки.
– Котик мой...
– жалеет Лиза Ромку, наклоняясь сзади и целуя несколько раз дальше разбитой скулы, возле уха.
– Ой...
– бормочет Ромка, уклоняясь.
– Ой-е-ей...
И тоже облизывает губы, тяжело сглатывая.
– Что такое, Ром? Голова?
– Голова, ага, - послушно и быстро соглашается он.
– Я, пожалуй, прилягу на полчасика.
– Ты ложись в гостиной, а тетя Света к нам сядет.
– Не-не-не... Я наверх!
– подрывается поспешно в сторону лестницы .
– Может Скорую?
– кричит вслед Лиза.
– Нет!
– уверенно сверху.
– Мне прийти?
– Дыа!
Грустно цокнув, Лиза снимает фартук.
– Вот, сволочи какие... Теперь будет страдать.
Наташа продолжает наглаживать мои волосы вдоль уха.
Ой-е-ей...
Чо та, я кажется знаю, от чего там будет сейчас страдать эта наглая шмелинная морда!
Но если я, блять, сам не "пострадаю" сейчас, то боюсь взорвусь к херам!
Заряженный был коньячок, да?
Подхватывая Наталью за талию, тяну в комнату.
– У меня к тебе очень срочный разговор!
– Ты меня пугаешь, Саш, - послушно идет со мной.