Движение заставило боль вернуться, но я все равно сделал это, приподнявшись на подушках и решительно посадив ее к себе на колени, чтобы сократить расстояние между нами, и снова завладел ее ртом.

Наши губы не размыкались, и она застонала от прикосновения моего языка, но я отпрянул внезапно ощутив вкус крови, и осознав, что моя нижняя губа снова рассеклась в том месте, где ее порезал Шон.

Роуг смотрела на меня сверху вниз, ее рот был влажным от моей крови, а на щеках высыхали слезы. Она выглядела разъяренной, как предвестница смерти, готовая пронестись по земле и выплеснуть весь свой гнев, заключенный в ней из-за меня.

— Я уничтожу его, — поклялась она с такой яростью, что я почувствовал ее до глубины души, а затем она взяла с тумбочки комок ваты и осторожно приложила ее к моей губе, пока не перестала течь кровь. — Я заставлю его заплатить за каждую отметину на тебе, за все, что он сделал с каждым из нас.

Я заметил, что ее левая рука была перевязана бинтом, а правая местами сильно порезана, и мои пальцы пробежались по всей обнаженной плоти ее ног, где на моей маленькой колибри были синяки и кровоподтеки. Между нами бурлила жажда мести, и я чувствовал, как она сплачивает нас, придавая несокрушимую силу.

Гребаный Шон чертовски хорошо поработал, пытаясь сломать нас сегодня, но вот мы здесь, почему-то более непоколебимые, чем когда-либо, и когда я посмотрел в глаза девушке, которую любил всю свою жизнь, я, наконец, нашел свое место в этом мире. Я всегда был ее воином, клялся защищать ее любым способом, который считал нужным. Только это решение должно было принадлежать не мне, а ей. Просто я был настолько глуп, что не понимал этого. Теперь же все кусочки разбитой мозаики в моей голове встали на свои места.

Как я мог не видеть этого раньше?

Потому что был упрямым, своевольным мудаком. Но больше такого не будет. По крайней мере, в том, что может снова причинить ей боль.

Я обхватил ее щеку рукой, заметив усталость в ее глазах и разрывающее душу облегчение на ее лице оттого, что все мы пережили эту ночь. Не было слов для того, что я чувствовал, и я не думал, что смог бы выразить их, даже если бы знал, как их описать.

— Дай мне посмотреть, — потребовал я, и мои руки скользнули выше по ее бедрам, ища синяки.

Ее горло дернулось, прежде чем она кивнула, снимая мою футболку через голову и отбрасывая ее, показывая, что под ней она была полностью обнажена. Она глубоко вздохнула, когда я провел руками вверх по ее бокам, лаская каждый синяк и отметину, которые нашел, а мой член набух между ее бедер и мое дыхание стало тяжелее. Я разрывался между неистовой, убийственной яростью из-за этих отметин и столь же сводящим с ума желанием к ней, которое заставляло мою кровь вскипать до вулканической температуры.

Я наклонился, чтобы прижаться ртом к синяку на ее ключице, и ее спина выгнулась, а голова откинулась назад, когда она издала стон, который звучал скорее так, словно я вошел в нее, чем просто прикоснулся губами к ее коже. Но я тоже это чувствовал — как наша плоть искрится энергией, как легчайшее прикосновение словно динамит взрывает между нами.

Это было хаотично и исцеляюще и говорило о том, кем я должен был быть для нее. Но эта энергия была мощной силой, которая снова и снова сталкивала нас друг с другом. Хотя она могла стать благословением, если мы научимся правильно ее использовать, и если будем обращаться с ней как с даром, а не как оружием.

Я проследил линию ее ключицы до горла, а мои пальцы медленно прокладывали дорожку вверх по позвоночнику, ощущая каждое крошечное вздрагивание, которое говорило мне, что я нашел очередной синяк.

Ответом на них была смерть. Я уже обещал ее Шону, а теперь клялся отомстить каждому из его людей за то, что они стояли вокруг той дыры и оставили ее там. Боль этой девушки стоила тысячи кровавых смертей, и я добьюсь каждой из них в оплату за то, что ее плоть была запятнана.

Я почувствовал, как рана на моем боку начала гореть от боли, и, пытаясь побороть ее, выдохнул, прижимаясь к ее коже, не желая, чтобы сейчас между нами что-то встало.

— Фокс, — мягко сказала она, отстраняясь, и я позволил ее рукам снова опустить меня под нее, ожидая, что она потянется за футболкой, которая была на ней, и слезет с меня.

Она сказала мне, что любит меня, и я знал, что это правда, но это не означало, что между нами что-то изменилось. Она все еще верила, что я не в состоянии дать ей то, в чем она нуждается, и, возможно, это было правдой, но сейчас я, по крайней мере, был готов попытаться.

— Роуг, — начал я, мое горло едва выдавило это слово, и она прижала палец к моим губам, чтобы успокоить меня.