— Как я уже говорил, все началось, когда я был мальчиком. Просто невинным маленьким щенком, смотрящим на мир большими, чересчур понимающими глазами.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — Я зашипела, следуя за ним, кровь лилась из раны на моем плече и капала на истертые половицы под моими искалеченными ногами.

— Об истоках этой моей потребности, конечно, — ответил он, оглядываясь на меня через плечо, как будто я была не в себе. — О причине твоей кончины, сладенькая. Разве ты не хочешь узнать о причине своей смерть, прежде чем она придет забрать тебя?

— Смерть — это просто смерть, Шон. Меня не волнует, если ты думаешь, что добавление пыток и боли делает ее чем-то особенным. Меня даже не волнует, если ты порежешь меня на кусочки за то, что я посмела сбежать от тебя. Ты не можешь владеть людьми, и вот к чему это на самом деле сводится: ты просто маленький мальчик, выпленувший свою соску, потому что не можешь принять то, как устроен мир. Я не являюсь и никогда не была твоей игрушкой, Шон. Я существую не потому, что ты это позволяешь. И правда в том, что ты никогда не был для меня чем-то большим, чем способом скоротать время, когда я застряла в чистилище тоски по единственным мужчинам, к которым я когда-либо по-настоящему что-то чувствовала.

— Лгунья, — рявкнул Шон, разворачиваясь ко мне и направляя винтовку прямо мне в лицо, и мое сердце дрогнуло, когда я посмотрела в ее темное дуло.

— Убийство меня не сделает тебя большим человеком, — ответила я, стоя перед ним в своем израненном состоянии и позволяя ему увидеть правду в моих глазах. Он ничего не значил для меня. Просто эпизод. Ошибка. Сожаление. — Эта твоя одержимость была всего лишь попыткой доказать, что у тебя есть власть надо мной, когда реальность такова, что это не так. Ты не можешь контролировать мой разум или мое сердце, даже если имеешь власть над моей плотью. Так что бей меня, если нужно. Режь меня, насилуй, называй меня всеми худшими словами, какие только сможешь придумать, и даже убей меня, но это ничего не изменит. Я принадлежу мальчикам-Арлекинам, всегда принадлежала и всегда буду принадлежать. И в этом есть сила, которую ты никогда не сможешь постичь, потому что тебе просто с ними не сравниться.

Лицо Шона исказилось диким рычанием, и он бросился на меня, отбросив винтовку в сторону и схватив меня за горло, прижимая спиной к стене с такой силой, что у меня закружилась голова, а его лицо начало то появляться, то исчезать из поля зрения.

— О, сладенькая, — прорычал он, перекрывая мне доступ воздуха и возвращая меня к тому моменту, когда он в последний раз пытался убить меня, когда он похоронил меня на земле «Арлекинов» и оставил гнить, не понимая, что я не была мертва. Кто бы мог подумать, что это окажется лучшим, что случилось со мной за десять долгих лет? — Тебе действительно следовало просто позволить мне рассказать тебе мою гребаную историю.

Он отпустил мое горло, а затем ударил меня прямо в ножевую рану, которую нанес мне в плечо. Я закричала, не в силах сдержать агонию от этого нападения, согнувшись пополам и зажимая рану.

Темнота заволокла мое зрение, и я втянула воздух, пытаясь отвлечься от боли, и Шон схватил меня за волосы, дернув их так сильно, что я упала перед ним на колени.

Он начал тащить меня по полу ветхой кухни, а я билась, пиналась и кричала, пытаясь вырваться.

Его хватка была безжалостной, и он отчитывал меня своим покровительственным тоном, но я пропускала его слова мимо ушей, продолжая кричать и сопротивляться ему на каждом шагу этого проклятого пути.

Что-то звякнуло по полу, когда моя босая нога столкнулась с этим, и, как будто судьба только что бросила кости и перешла на другую сторону, потому что зазубренный кусок чего-то, похожего на разбитую тарелку, оказался в моих пальцах.

Я схватила его, замахнувшись на него, на что он даже не обратил внимания, потому что я промахнулась, поскольку он продолжал тащить меня за волосы.

Я продолжала сопротивляться, пока он кричал что-то о том, что женщины никогда не знают, когда нужно замолчать, а я крепко сжимала фарфоровый осколок в кулаке, снова и снова замахиваясь им в его сторону. Но то, как он тащил меня за волосы, делало невозможным ударить его им, пока мои ноги волочились по полу, а другой рукой я постоянно упиралась, чтобы поддержать себя.

Дверь сильно ударилась о стену, и я на мгновение отвлеклась на звук голоса мисс Мейбл, зовущей меня по имени, и меня захлестнуло облегчение, когда я услышала ее голос, хотя я хотела бы, чтобы она была где угодно, только не здесь.

Я вытянула шею, чтобы не натянуть волосы, и увидела ее со связанными руками, сидящую на крышке унитаза в грязной ванной с плесенью на белом кафеле.

Я заметила перед собой отдельно стоящую белую ванну, и у меня было полсекунды, чтобы сделать вдох, прежде чем Шон швырнул меня в нее спиной. Леденяще холодная вода окатила меня, когда он сначала опустил под воду мою голову, а затем погрузил в нее и ноги, утопив все мое тело, и мои руки взметнулись, чтобы вцепиться в края ванны, пока я пыталась выбраться из нее.

Я в шоке уронила осколок тарелки, а мир, казалось, перевернулся вокруг меня, когда я потеряла в нем свое место, в то время как меня все глубже опускали под воду.

Мои легкие начали гореть, ногти Шона впились в кожу головы, пока он держал меня под водой еще несколько секунд, прежде чем внезапно отпустить.

Я дернулась, мои руки вцепились в бортики ванны, и я села, хватая ртом воздух.

Мейбл что-то кричала, но я не могла сосредоточиться, чтобы расслышать, потому что ее страх только усиливал мой.