В данный момент на странице были слова «ты похожа на луну», и чем дольше я смотрел на них, тем более оскорбительными они казались. Ты похожа на большой белый круг в небе, да, блядь, очень романтично, придурок.

Я вырвал страницу, скомкав ее в руке, не желая дальше смотреть на эти дерьмовые слова. Нет, это был не я. Я открою ей свою правду, и она не будет каким-то красивым стихотворением, призванным заставить ее сердце трепетать или что-то в этом роде. Она будет грубой, полной боли и искаженной реальности наших прошлых жизней, сплетенных в одно идеальное целое, которое и составляло нас. Остальные, возможно, и умели говорить, сравнивая ее с летним днем или еще какой-нибудь ерундой, но Роуг была не только летом, светом и всем остальным. В ней была и тьма, она была изрезана изнутри и полна страданий.

Больше всего меня опьяняло желание в ее глазах. Потребность в чем-то реальном, захватывающем и катастрофическом одновременно. В ней была необузданность, которая могла пробудить титанов от их сна с желанием завладеть ею. Она обладала такой гребаной магией, что притягивала меня к себе с первой минуты нашего знакомства, пробудив во мне потребность тоже овладеть ею. Единственный способ почувствовать подобное был с ней. Я испытал все острые ощущения в этом мире, тысячу раз был чертовски близок к смерти, но ничто не заставляло мое сердце биться от страсти и ярости так, как она.

Это был ее дар, и что-то в том, что она находилась в компании всех нас, делало этот дар сильнее с каждым днем, заставляя его расцветать в ней до тех пор, пока она не засияла. И я планировал поддерживать ее сияние до тех пор, пока не останется ни сегодняшнего, ни завтрашнего дня.

Черт, это было здорово. Как я там сформулировал? Я попытался ухватиться за слова, о которых думал, желая изложить их на бумаге для нее, но они ускользали, как песок сквозь пальцы.

К черту, скорее всего, это все равно была просто какая-то ерунда.

Я поднял револьвер со стола, где оставил его, откинул барабан и высыпал пули в ладонь. Я по привычке вставил одну обратно, пальцы двигались по знакомой схеме, которую они повторяли бесчисленное количество раз, пока мои мысли витали где-то в другом месте.

Я крутанул барабан, не глядя, куда попала пуля, вставил его обратно со щелчком, который напомнил мне все те разы, когда я нажимал на спусковой крючок, но смерть так и не приходила.

— Рик? — раздался тревожный голос Роуг, вырывая меня из раздумий, и я вздрогнул от неожиданности, когда она налетела на меня, вырывая оружие из моей руки, тяжело дыша, как будто только что пробежала марафон.

Я позволил ей забрать его, удивленно глядя на нее, когда она попятилась от меня, а ее глаза сверкали от непролитых слез, пока она держала пистолет за спиной. Мое сердце сжалось в груди, когда я понял, о чем она подумала, и покачал головой, поднимаясь на ноги и потянувшись к ней, но она отшатнулась, как будто предположила, что я пытаюсь вернуть пистолет.

— Я просто дурачился, красавица. Я не играл в рулетку, — пообещал я, и это была чистая правда.

Ее горло судорожно дернулось, когда пятки достигли края бассейна. На ней была только моя серая майка, подол которой спускался до бедер, едва касаясь татуировки черепа, заключенного в треугольник.

— Ну же, малышка, — мягко сказал я, опуская руки по бокам. — Ты действительно думаешь, что я брошу тебя сейчас?

— Я не знаю, — призналась она испуганным шепотом. — Иногда мне снится, что вы все ушли, что я просыпаюсь на холодных простынях и понимаю, что никогда больше вас не найду.

— Иди сюда, — прорычал я, но она покачала головой, отступив еще дальше назад, так что оказалась на носочках у края бассейна.

— Осознание того, что ты приставлял пистолет к своей голове снова и снова, и каждый из этих раз мог означать, что ты покинешь этот мир, причиняет мне чертовскую боль, Маверик, — огрызнулась она, в ее взгляде вспыхнул огонь, когда эта необузданность в ней проявилась, и я купался в ее сиянии.

— Я здесь. Я не ушел. Я не нужен смерти. — Ухмыльнулся я, но она оскалила зубы, потому что ей не понравилась шутка.

— Откуда мне знать, что ты не бросишь меня? — прошипела она. — Что ты однажды просто не возьмешь этот пистолет и не рискнешь?

— Я же сказал тебе, я твой. Я здесь. Я никуда не уйду, — поклялся я, но она снова покачала головой, как будто просто не могла в это поверить.

— Это кажется нереальным, — призналась она, и крупная слеза выкатилась из ее глаза и скатилась по щеке. — Ничего из этого не кажется реальным. Я проснусь, Рик, я просто знаю это. И тогда я снова окажусь с ним, с этим гребаным Шоном, и пойму, что никогда не была достаточно сильной, чтобы сбежать от него.

Ярость пронзила мою грудь при этих словах. — Чушь собачья, — прорычал я. — Ты сильнее всех нас, и ты докажешь это и ему, когда он будет лежать в грязи, а твой палец будет на спусковом крючке пистолета, который навсегда заберет его из этого мира. Ты поняла это?

Она выглядела потерянной, неуверенной, и я презирал это. То, что произошло в пещере, явно потрясло ее, страх потерять нас всех был слишком велик. И, черт возьми, я понял то. Я все еще не думал, что до конца осознал, насколько близок был к тому, чтобы навсегда попрощаться с двумя своими братьями, но мы все еще были здесь, и это было то, что имело значение.