Нет, не сворачивай на этот путь. Она никогда не станет «пышнотелой», и он любил её такой. Теперь, когда он был дома, она вернет потерянный вес.

Однако она не сможет вернуть надежду о вынашивании ребёнка, и горе было похоже на жестокий ветер, колышущий ломкую траву. Нет. Не сейчас. Нолан дома. Тряхнув головой, чтобы прогнать отчаяние, она провела руками по его груди, просто чтобы убедиться в реальности происходящего, он здесь, с ней.

Он вздрогнул.

Шокированная, она отступила назад. Яркий свет бара высветил резкие линии у его рта. Его глаза были усталыми… и настороженными. Она положила руку ему на плечо.

— Нолан, что случилось?

Уголок его рта приподнялся.

— Думаю, об этом мы тоже поговорим позже. Сначала, — в его тоне слышались железные командные нотки, — я хочу, чтобы ты принесла тарелку с едой. Если на ней будет не так много еды, как я представляю, то у нас состоится серьёзный разговор.

Дрожь пробежала по ее телу. О, она скучала по рокочущей властности его голоса. Скучала по нему.

— Да, Мастер, — её голос прозвучал хрипло, и в уголках его глаз появились морщинки.

— Как только ты наешься, я отвезу тебя домой. После того как мы поговорим, я буду трахать тебя всю ночь.

То, как его черные глаза превратились в расплавленную лаву, заставило ее внутренности затрепетать. Затем она вспомнила и прикусила губу.

— Я… Сейчас неподходящее время.

Разочарование отразилось в его глазах.

— Чёрт. Неподходящее время месяца? Я что, потерял счет дням?

Нет. Ее цикл нарушился из-за гормональной терапии.

— Мне жаль. — Во время критических дней она всегда чувствовала себя там некомфортно чувствительной, и он бы никогда не причинил ей боль подобным образом.

— Мне тоже жаль, сладкая.

Она облизнула губы, обдумывая альтернативы, такие как сделать ему минет и предаться чистой интимности поцелуев и облизывания его толстого члена.

— Вместо этого, возможно, я могу…

— М-м-м, — он провел пальцем по ее нижней губе, словно раздумывая, как лучше использовать ее рот, но затем провел пальцем по впадинам под глазами. — Думаю, тебе нужно хорошенько выспаться.

Несмотря на радость от его возвращения, она чувствовала, как усталость сковывает ее тело. Он заметил это.

Ее муж тоже был измотан. Она подняла руку и повторила его жест, коснувшись темных кругов у него под глазами, которые были заметны, несмотря на его загорелую бронзовую кожу. Странно. Обычно ничто так не выматывало его.

— Как и тебе.

— Да уж. А пока сходи за едой, чтобы у тебя хватило сил пережить завтрашний день. — Когда он развернулся, она заметила, как скованно он двигается. Он начал опираться на стойку, поморщился и выпрямился.

Это больше, чем истощение.

— Тебе больно. Что случилось?

— Просто потянул плечо.

Просто? Это больше, чем просто. Если бы он незначительно повредил руку, то пошутил бы по этому поводу, а не выглядел бы… измученным.

— Что-то подсказывает мне, что здесь не все так просто.

Обычное пожатие плечами явно причиняло ему боль, отчего морщинки у рта стали глубже. Ее имя прозвучало как рычание.

— Бет.

Она уперла руки в бока и нахмурилась.

— Нолан.

Его губы дрогнули.

— Кролик сражается со львом.

Она ждала. Он научил ее, насколько эффективным может быть молчание.

— Чёрт. Я думал, что кролики должны быть робкими, а не злобными, — от усталости его техасский говор стал более протяжным. Через секунду он вздохнул и сдался. — Мы были на крыше. У одного человека из моей команды случился сердечный приступ. Я пытался поймать его, но не смог.

В последних словах было так много гнева и вины. Она осторожно обняла его.

— Ох, дорогой. Как сильно он пострадал?

— Он умер от сердечного приступа.

О, Боже.

— О, нет. Мне жаль. Очень, очень жаль, — она гладила его по спине, пытаясь утешить, беспомощная, чтобы справиться с такой болью. Конечно, ему больно. Её суровый Дом думал, что в его силах спасти всех. — Ты ничего не мог поделать с сердечным приступом и всё же чувствуешь вину, не так ли?

Его ответом было молчание. Она тихо стояла, обнимая его, уткнувшись лицом ему в грудь, и через минуту он прижался щекой к ее макушке, принимая утешение, которое она предлагала.