Шрифт:
И я спрятал улыбку пока она сверяла фото на моём пропуске с живым оригиналом.
— Проходите. — также холодно произнесла она отдавая мне документ и я забрал его сунув в карман сумки к паспорту.
— Так парни, с вас по 4 копейки, за автобус. — произнёс тренер, как только все прошли через КПП.
И мы дружно принялись рыться в карманах.
— Мне сдавать не надо, сегодня вечером в зале купите на них печенья и чая, будем ваши ошибки разбирать.
— Форма высохнуть может не успеть. — спросил у тренера кто-то из ребят.
— Приходи значит без формы, — выдохнул Кузьмич, — Всё, в 19.00 всех жду. Не прощаемся.
И все стали расходится кто куда, один я остался стоять.
— Ты чего ждёшь? — спросил у меня Гена.
— Не помню куда идти.
Наверное, это прозвучало глупо, но Геннадий уже привык.
— Погнали, мы с тобой в одном общежитии живем. — усмехнулся товарищ.
Я следовал за ним держа руки в карманах. Пятница, третье июня 1983 года, городок Ворон встретил меня теплым солнцем, мирно ездящими редкими автомобилями, полупустыми автобусами и округлыми, похожими на буханку хлеба лупатыми фарами, красно белыми трамваями, длинными троллейбусами с гармошкой посередине.
— Ген, расскажи мне про город, пока идём.
— Ха, будто изложение пишу, за что мы любим Ворон. — широко улыбнулся товарищ по команде и начал рассказывать.
Из рассказа я понял, что градообразующее предприятие было, конечно же АЭС, расположенное на берегу огромного озера со странным названием Бабий куст. Озеро является бессточным и изобиловало родниками. Левее город обвивала река Дон. Городом кстати Ворон стал буквально год назад, до этого нося статус посёлка городского типа.
Мы шли по пустому парку, а слева и справа от нас пустовали деревянные лавочки с литыми боковинами из металла, чугун застыл в виде каких-то листьев и подобие крупных цветов. У каждой располагались такие же чугунные мусорные урны перевёртыши. Зеленая трава, ёлки с покрашенными снизу белым стволами. По обеим сторонам парка была проезжая часть, тоже не шибко-то загруженная. Однако редко встречающиеся машины отличались разноцветностью и отсутствием иномарок. Запорожцы, Москвичи и Жигули, редкие желтые волги и преобладающий почти пустой общественный транспорт.
Спокойный городской ритм, казался чем-то немыслимым людей на улицах как и огромного потока спешащих куда-то машин не было. Никакой рекламы лишь крупные буквы над фасадами широких витрин ПРОДУКТОВЫЙ, ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ, ПАРИКМАХЕРСКАЯ и все выполненные в одном стиле, как и дома в которых они находились.
Почему народа на улицах так мало я спрашивать у Гены не стал, и так понятно, что все на работе, пятница — десять утра.
Общежитие Вороновского приборостроительного техникума, серая пятиэтажка с одним входом, смотрела на утренний мир открытыми окнами и кое-где словно флаги колышущимися на лёгком ветерку занавесками. Всё просто, где живут девочки, там окно — поаккуратней, где парни — поаскетичней.
Внутри нас встретила узкая, проходная с вращающимся турникетом и остекленной комнатой вахтерши, в которой как-раз сидела бабушка со спицами и какой-то недовязанной заготовкой.
— Здрасте Мария Ивановна! — поздоровался Гена.
— Здрасте! — продублировал я проходя через вращающиеся «трубы».
— Здрасьте-здрасьте, спортсмены. Как выступили?
— Да ничего, выступили нормально. В следующий раз лучше съездим! — ответил Гена.
— Лучше бы учились лучше! Двоечники!
— Троечники Мария Ивановна! — весело улыбаясь поправил её Гена.
— Завтра на субботник, чтоб пришли!
— Придем, — пообещал я.
Пройдя турникет мы направились к лестнице, и я повернув голову направо заметил несколько стендов.
«Уголок коменданта» с расписанием работы общежития и правилами поведения в оном, я даже остановился чтобы прочесть. Но Гена меня окликнул,
— Там ничего нового для себя не увидишь! Шаг влево, шаг вправо выселение, проходная закрывается в 23.00, после 22.00 режим тишины. Пить — курить нельзя. Графики дежурств по коридорам и кухне на этажах. Ответственная за порядок комендант Свердлова Надежда Юрьевна.
Справа от «Уголка коменданта» размещался стенд Техники безопасности с наглядными иллюстрациями, о том что утюги забывать включенными нельзя, и вообще всё выключать после пользования, а в случае пожара, организованно двигаться к выходам. А еще правее был стенд «Общежитие — наш дом» где множество фотографий со счастливой молодёжью, к которой теперь я тоже относился и рисованными картинками. На одной из которых я увидел отдаленно напоминающую меня и Гену карикатуру, на ней мы с ним, бежим от лопаты и грабель, за спешащими в воздухе медальками. И подпись: За медалями погнались в коллективе потерялись! Спорт он друг и брат студенту, ну а труд отец всему!
— Это что мы? — спросил я.
— Ы! — улыбнулся Генка, — Светка нарисовала.
— Это какая?
— Член студорга. Рисует карикатуры и пишет стихи, изобличает тунеядцев среди нас.
— Рифма страдает у Светы, — проговорил я.
— Света — со студсовета, — хмыкнул Гена, — Какие планы на день?
— Нет планов, — пожал я плечами, — Тренировка только вечером.
— Покажи, где мы живём? — попросил я.
— Я всё поверить не могу в твою историю. Кем ты был в будущем? — спросил меня Гена пока мы шли наверх по окрашенной в зелёный цвет лестнице. Почему-то только с боков ступеней и деревянным ручкам перил.