Выбор

Шумит-гремит зимняя ярмарка в Великой Ладоге. А пуще того новости гремят. Царевич-то жениться надумал, отбор будет! Боярышень во дворец созывают.

Как тут не попытать счастья?

И плетутся интриги, капают ядом, пуще гадюк, злые языки...

Или просто - травят соперниц?

А еще говорят, государь-то свою женку в монастырь отослал?

Неспокойная зима в стольной Ладоге, берегись, Устинья, дочь боярская, не помилуют тебя ни враги, ни соперницы!

Глава 1

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.

Как в черной жизни своей я могла быть так глупа и слепа?

Задаю себе сейчас этот вопрос, а ответа не вижу.

Почему не приглядывалась к людям, не разговаривала с ними, не пыталась понять, не спрашивала о нуждах их, о желаниях?

Только себя видела, только себя слышала, за что и поплатилась. Ладно бы одна я дурой была, сама и плакалась потом, так ведь и других за собой моя глупость потянула.

Не пойми чем занималась. Кому сказать — платочки вышивала.

По обычаю-то так: на царевичеву свадьбу подарков не дарится, а вот невеста может кого из гостей своим рукоделием одарить. Не всех, понятно, только самых важных, кого выделить надобно, да приветить.

За меня тогда все Фёдор и свекровка решили. Они указывали, а я только руку протягивала и кланялась. Мол, прими, добрый молодец.

Свекровка решала, если уж перед собой и честно сознаваться, Фёдор ей повиновался, а я им обоим.

И не думала ни о чем. Тупым растением жизнь прожила, хорошо хоть, перед смертью опамятовала.

Хорошо хоть в монастыре жизнь научила, заставила о других думать, не только о себе.

Сейчас же я на месте сидеть да ждать невесть чего не могу, нельзя мне, боюсь я, что наново тем же кончится.

Мне очень надо побывать в священной роще. Но сейчас уже легче, мне уже красться не надобно. Илья поможет. Скоро свадьбу его играть будем, вот и попрошу его отвезти меня к Добряне.

Заодно еще раз проверим, что нет на нем аркана или еще какой пакости, не накинули заново.

А ведь ходит братик смурной, тоскливый весь, что день ненастный. И есть тому причина, красивая, статная, черноволосая — вот кого бы в монастырь навеки.

Царица Марина, гадина ненасытная!

Отставила она Илюшку от своего тела, как лакея какого, и мучается брат. Страдает, переживает, места себе не находит… я тоже. Мне и подумать страшно, а ведь не первый год происходит такое! Блуд, разврат, поношение… как могла она мужу изменить?!

Борис ведь… это просто — Боря! Просто самый лучший мужчина в мире, единственный, а она под других, по койкам скачет — разве можно так?

Раньше я бы подлой рунайке в волосы вцепилась, сейчас же… понять я ее могу. В монастыре и не такого навидалась. Только вот понять и простить не равнозначно ничуточки, понять я могу эту гадину, а простить — не прощу, и не спущу, и спрошу все с лихвой, когда момент придет.

Для меня Боря — ровно солнышко ясное, небо светлое, руда, по жилам бегущая. Его не будет, так и меня не станет. А Марина? Кто он для нее?

Что было в моей черной жизни, когда Бориса не стало?

Она ведь не умерла, не рвала на себе волосы, не кричала, в истерике не билась, не окаменела… вообще она горя не проявляла. Так себя вела, словно горе и не беда вовсе, и хуже быть могло.

О троне она горевала, о власти, о несбывшемся. Сейчас я это понимаю, но именно сейчас. А тогда…

Сама я окаменела от горя. Не видела ничего, не слышала…

С Мариной и половины такого не было. Трети не случилось!

Не люб он ей?

Может и такое быть. Принудили, приневолили… всяко бывает! Но потом-то? Неуж не разобралась рунайка, какой он? Ведь не дура же!

Хотя и так бывает.

Не люб — и хоть ты о скалы разбейся. Не поможет.

Не знаю.

Тогда я и мысли допустить не могла, что рунайка — и мой брат под одним одеялом окажутся! Да просто изменить Борису мне святотатством казалось! А ей и ничего, вроде…

В той жизни не приглядывалась я к ней, не задумывалась. В этой же… не спущу!

Хоть что увижу — не попущу!

А я увижу.

В отборе царском несколько ступеней. Сначала избранницам башмачок особый примеряют. Ежели нога больше нужного, не подходишь ты.

Я-то и в тот раз подошла, ножка у меня маленькая.

Потом всех выбранных лекарь осматривает.

Невеста царская должна быть статной, здоровой, росту высокого, обязательно девушкой нетронутой — мало ли что?

Потом с семьями девушек разговаривают. Выясняют, многочадны ли. Могут ли наследника родить царю-батюшке.

Ежели детей в семье мало — нипочем не допустят.

Забавно, но змея рунайская тут всем взяла. И румяна, и статна, и рунайцы все плодовитые…не все детки у них выживают, но тут уж так: Бог дал — Бог взял.

Далее девушек в палаты царские привозят. Не всех, лишь самых-самых, а таких больше сотни и не набирается, и с ними государь да бояре беседуют. Из сотни может, человек десять и останется, не более. Потом отобранных боярышень в терем селят, в покои девичьи, и живут они там несколько дней. Может, дней десять — пятнадцать. Разговаривают, работу какую делают, вышивают, шьют, кружево плетут… мало ли, что придумать можно для урока?