Боже… Погибель моя. Я же в любом случае снова погибаю с ними. Снова полностью с головой утопаю.

Это так страшно и сладко: понимать, что разрушаю все, что выстраивала все пять лет. Стену эту каменную. Себя. Ту, которой стала.

Очарование декаданса, как сказала бы Ирка. Она такие выражения любит. Сладость распада.

И наша атмосфера, насыщенно-горячая, еще больше густеет. Глаза у Камня стекленеют, ноздри раздуваются, он невольно подается еще вперед, страшным непроизвольным движением, словно медведь-шатун, опасный тем, что непредсказуем. И что достанет в любом случае.

Лис, чутко поймав это движение, мягко, словно здоровенный гибкий кошак, перемещается еще ближе, и я невольно вжимаюсь в изголовье кровати, облизываю губы и принимаюсь торопливо говорить, стараясь хоть как-то разбавить отчетливую патоку секса между нами острой нотой реальности.

Они нетерпеливые слишком. Безумные. И чрезмерно заведенные сейчас.

Я сама заведена, я понимаю уже, что то, что случилось между нами пять лет назад — чья-то чудовищная игра. И одного игрока я, к сожалению, уже знаю. Но знать — не равно принимать.

И я пока не принимаю. Пока на что-то рассчитываю… Как когда-то не принимала лютое равнодушие отца, спускала все явные звоночки на тормозах, закрывая на них глаза.

И, в итоге, поплатилась…

И вот сейчас я тоже пока еще не готова до конца признать, что Тошка — злой гений, устроивший мне пятилетний ад. И не только мне! И ладно бы только мне! Но парней-то за что?

А может, это не Тошка? Ну нет у него таких возможностей, чтоб напихать полную машину запрещенки, да еще и парням ее так ловко подсунуть!

Может, он все-таки не такой жуткий?

Он же…

Он же мне помог.

Он меня спас.

Если бы не он тогда, то… До сих пор страшно думать, что было бы со мной. Учитывая, что я теперь точно знаю, что парни бы мне не помогли.

А, значит, если бы не Тошка, осталась бы я один на один с братом Игорем…

Я хочу до конца прояснить ситуацию, я хочу оставить хоть какой-то шанс на то, что мой муж, который скоро станет бывшим, тут ни при чем.

А для этого надо говорить, а не трахаться.

Хотя, видит бог, именно трахаться хочется сейчас больше жизни. И, наверно, это как-то невольно транслируется мною на уровне тела, потому что Лис и Камень четко улавливают и заводятся.

Настолько, что в какой-то момент плевать станет на мои слова. И на нерешенные вопросы.

Мы так долго были вдали друг от друга! Мы так соскучились, что сейчас, кажется, если слипнемся, то будем словно карамельки в кульке, не разлепить…

— После… — голос чуть хрипит, и я прокашливаюсь, отпиваю ее кофе, вцепившись в кружку обеими руками, выставляю ее перед собой, словно пытаясь защититься от яркой агрессивной похоти моих любовников, — после того, как Тошка показал мне тот спор… Я хотела звонить все равно. Но ты, Лис, трубку не брал… А телефона Лешки у меня не было. Свой телефон я оставила в родительской квартире… И потом Тошка показал то, что выложили в чат универский… Сказал, что вы заняты, похоже, сегодня ночью. И на записи были вы оба, с девчонками. Обнимались… И готовились к гонке.

Я снова сглатываю, отворачиваюсь, заново переживая ту сцену. И свое ощущение полной беспомощности, предательства, одиночества.

— Малышка… — Лис подается еще вперед, яростно сверкая взглядом, — да не может этого быть! Не может, понимаешь? Нас приняли часов в восемь где-то… А на записи что было?

— Ночь, по-моему… — я вспоминаю, — да, ночь. Фары так ярко горели. И ты возле тачки… желтой…

— Желтой? Феррари, что ли? — удивленно поднимает брови Лис, — но это… Это еще осенью было, блин! И тачка не моя! Я ее у отца подрезал тогда, и потом он мне еще за нее… Ну, это не важно. Главное, что я не ездил на ней больше. Ты же помнишь, у меня была другая?

— Да… — киваю я, — темная какая-то… И мотоцикл еще…

— То есть… — Лис возбужденно бьет ладонями по кровати, поворачивается к Камню, — ты понимаешь, чего он сделал, этот утырок?

— Понимаю, — кивает Камень, медленно и страшновато, глаза горят темным, потусторонним огнем, — он готовился.

— Но… — я уже осознаю, что Тошка меня тогда очень ловко обманул, воспользовался моей слабостью, тем, что я была не в себе, записи эти показал. Частью сфабрикованные, частью просто старые, выдавая их за новые, понимая, что я в том состоянии не буду ничего проверять. Поверю ему. Он же помог. Спас. — Но откуда он мог знать, что такое случится с родителями? И со мной? И он ведь до этого спокойно разговаривал, подвозил меня… Прощения просил, что так себя вел…

— Он и не знал, — нарочито спокойно отвечает Камень, и за этим спокойствием — буря, — он просто готовился. Собирал материалы… И ждал. И дождался, понимаешь? Он мог быть и не в курсе, что с нами тогда случилось, это ему потом, подарком на башку свалилось…

— Или знал… — шепчет Лис, — он мог знать…

— Откуда? — хмурится Камень, а затем рычит злобно, — ты! Ты, урод сивый, ему трепанул про тачку???

— Блядь… — выдыхает Лис, потирая лицо, — блядь… Мог, да. Не помню, кажется, мы в одной компании были… И обсуждали… И, понимаешь, он же такой… Без мыла в жопу… Он ко мне подошел тогда, говорил, что крыша съехала из-за Васьки, что он все осознал… Еще чего-то нес, я не помню уже…