Чуть покачнувшись, я все же удерживаюсь вертикально и тут же делаю шаг назад, к изголовью, обитому мягким бархатом глубокого синего цвета.

Сама комната, выполненная в темных, спокойных тонах, очень уютная.

И мне бы здесь понравилось. В другой ситуации.

Но сейчас…

Я смотрю на парней по очереди, отмечая в очередной раз ту невероятную одинаковость в лицах, которая проступает, когда они думают об одном и том же.

И невольно меня заражают этим!

Между нами тремя натягивается невидимая струна. Она начинает звенеть от напряжения, и я точно знаю, что, когда она лопнет, тут что-то произойдет. Что-то крайне неприличное. То, чего нельзя допускать в доме, на первом этаже которого находится отец Лиса.

Но, похоже, стыд и неприятие ситуации терзают лишь меня, потому что Лис и Камень начинают одновременно двигаться. С вполне очевидными намерениями.

Лис — делает шаг вперед, ко мне, а Камень, стоя на месте, стягивает через голову футболку, сознательно применяя оружие массового поражения, потому что не смотреть на его невероятный торс просто невозможно.

Я прекрасно вижу, к чему идет дело, и потому действую на опережение.

— Стоять! — строго приказываю уже двинувшимся в мою сторону мужчинам, — мы не договорили!

— Потом договорим, малышка, — мягко урчит Лис, щуря плутовские довольные глаза.

Камень только усмехается, поддерживая позицию друга.

— Сейчас! — давлю я тоном, отступаю по кровати еще назад и, упершись задницей в изголовье, складываю руки на груди. И, видя, что меня не слушают, добавляю отчаянно, — еще шаг, и я отсюда уйду! Понятно?

Парни тормозят, наверно, осознав, что я вообще не шучу, переглядываются.

И затем Лис со вздохом выдает:

— Умеешь ты обломать кайф, малышка… Ладно, сейчас скажешь все, что хотела, а потом мы с Камешком тебя трахнем.

— Во-первых, я не буду этим заниматься в доме твоего отца, — тут же обламываю я его мечты и, заметив, что Лис пытается возразить, повышаю голос, — и, во-вторых, это я вас буду слушать, а не вы меня.

Сумев таким образом привлечь нужное внимание и настроить на другой лад, я сажусь по-турецки прямо на кровати, подтягиваю подушку к груди, обнимаю ее и сурово смотрю на парней.

Они снова переглядываются, словно ведя безмолвный, лишь им одним понятный диалог.

И, в итоге, придя к какому-то решению, следуют моему примеру.

То есть, садятся на кровати, в изножье.

И, после небольшой паузы, убедившись, что я реально не собираюсь ничего говорить, а собираюсь слушать, Лис вздыхает:

— Малышка, ты думаешь, отец не в курсе про наши отношения? Ты же слышала, что он говорил про сауну? Поверь мне, ему глубоко пофиг…

— Мне не пофиг, — обрываю я его, — я не буду этим заниматься тут. И вообще, сейчас не время и не место.

После моего спича Лис какое-то время молчит, щурится на меня, а затем усмехается:

— Изменилась ты… То прежняя сладкая малышка, то стервочка.

— Учили хорошо, — говорю я, — прежняя Вася бы давно загнулась. А стервочка живая все еще.

— Это точно… — осматривает меня Лис внимательно, словно что-то новое во мне рассмотрев, — я еще, когда ты меня у дома жестко отшила, впечатлился. Расскажешь, как так получилось, малышка? Подробно. Чтоб мы потом могли с твоим бывшим мужем предметно поговорить?

— Кстати, — подает голос Камень, все это время молча изучающий меня своими невозможными черными глазами, — ты так и не сказала, каким образом ты с ним не спала? Он что, евнух? Или наглухо ебанутый?

— Второй вариант скорее, — авторитетно выдает Лис, — а скоро и первый будет актуален.

— А меня выслушать? Или уже все для себя решили? — врываюсь я в их беседу, — и вообще, это — вопрос второй категории. Мне скрывать нечего, расскажу, конечно, тем более, что ничего такого особенного тут нет. После случившегося, я физически не могла выносить чужие касания. А Тошка, что бы про него мы ни узнали, не насильник. Он ждал. И терпел. А потом и не ждал, и не терпел. Переключился на более легкие варианты. Это если вкратце. И теперь я хочу знать, что вы планируете делать с Тошкой?

Парни снова переглядываются. И молчат.

Это молчание куда страшнее любых разговоров, потому я, чуть вздрогнув от пробежавших по коже мурашек, решительно говорю:

— Я с ним сама поговорю.

— Нет!

— Нет уж!

Рычание Камня сплетается с жестким шипением Лиса, но я только кулаки сжимаю и хмурюсь:

— Мне надо знать, для чего он так сделал! Понимаете? Надо!

— Потому что тварь конченная, — говорит Лис презрительно, — и нехрен даже выяснять мотивы. Надо выяснить все факты, а потом с ним разобраться.