— Надо, Аделина. Ты напряжена, а чтобы добиться от тебя нужной эмоции, мне нужно тебя расположить. Нам с тобой надо настроиться на одну волну. Иначе ничего не получится.

Он листает плейлист в мультимедийной системе, включая какую-то чувственную тягучую музыку, под такую обычно танцуют медленные танцы в клубах.

— Капучино с лесным орехом? — предлагает он, подставляя чашку под кофемашину. А я люблю именно этот кофе. Поразительно. Киваю. — Попробуй голубику, очень вкусная, — указывает мне на вазочку с ягодами.

И голубику я тоже обожаю, всегда беру в кафетерии корзиночки с заварным кремом и свежей голубикой.

Беру одну ягодку, закидывая в рот. Действительно сладкая и сочная. Артур протягивает мне чашку с кофе, наши пальцы соприкасаются. Он заглядывает мне в глаза. И я только сейчас замечаю, что его глаза темно-голубые, почти синие. Необычные, глубокие.

— Что тебя напрягает? Всё хорошо, расслабься, — спокойно говорит он мне, тоже отпивая свой кофе из большой черной кружки.

— Непривычно. Но всё нормально, я справлюсь.

— Не сомневаюсь, — усмехается. — Давай представим, что мы старые друзья, — вдруг предлагает он мне, тоже закидывая в рот пару ягод. А я зачем-то рассматриваю его татуировку на мощной шее. Оказывается, это черная готическая буква «А». Красиво. Тарас всегда брезгливо относится к людям с татуировками, словно они грязные. Однажды даже не пожал руку коллеге по работе, только потому что на его руке была татуировка. — Допустим, мы дружили в школе и вот спустя годы встретились. Представим? — подмигивает мне. Киваю, тоже улыбаясь. Это забавно. Напряжение и волнение немного отступают. Не такая уж я и социопатка. — Привет, Аделина, как дела? — начинает игру.

— Привет, Артур. Хорошо.

— Как ты? Как сложилась твоя жизнь?

— Всё хорошо, я окончила институт и вышла замуж. У меня сын Дюша, ему пять лет.

На самом деле не всё так радужно у меня сложилось. Ни с институтом, ни с браком. Но это же игра.

— А как сложилась твоя жизнь? — спрашиваю, подыгрывая.

— Не могу похвастаться тем же, институт я бросил. Ушел в фотографию с головой. Пару лет прожил в Праге, там отличная школа. Не женат, детей нет, — с сожалением произносит он, разводя руками. — Настолько свободен и не обременен обязательствами, что иногда становится тошно.

— Прекрати, — усмехаюсь я. — Говоришь так, словно тебе семьдесят и всё позади. Ты молод, какие твои годы. Всё еще будет.

— Обязательно будет. Я работаю над этим. Мне двадцать девять лет. Надеюсь жениться к тридцати.

— И это замечательно, — киваю. — Есть уже девушка? — смелею, начиная болтать без умолку. Не помню, когда вообще последний раз так свободно и легко общалась с людьми.

— Есть, но она еще не в курсе, что входит в мои планы, — хитро сощуривает глаза.

— Интересно. Ей, определенно, повезло.

— Думаешь? — снова всматривается мне в глаза. Слишком долго для дружеской беседы, слишком интимно. Сама отвожу взгляд в стол. — Начнём? — переводит тему, кивая на диван, над которым выставлен свет.

Киваю, спрыгивая со стула.

— Можешь переодеться за ширмой, — указывает мне направление, а сам подходит к металлической вешалке, где висят наряды.

— Эм… — я была не готова к тому, что придется переодеваться. Хотя должна была об этом подумать. Артур снимает с вешалки бежевый шёлковый пеньюар с запахом и протягивает мне. — Обуви не надо. Будешь босая и волосы распусти, — задумчиво произносит он, словно уходит в себя.

Беру пеньюар и скрываюсь за ширмой. Халат непрозрачный, но очень тонкий.

Ну, в этом же нет ничего критичного?

Пеньюар длинный.

Запахиваю его плотнее, завязываю на талии пояс, аккуратно складывая свои вещи на стул, и выхожу, чувствуя ногами холодный пол.

Артур уже настраивает камеру, на коричневой коже дивана небрежно раскидана белая шёлковая простыня, со спинки свисают чёрные длинные жемчужные бусы. И я только сейчас замечаю в напольной вазе возле дивана букет из свежих чёрных орхидей. Сглатываю.

Артур оборачивается ко мне, удерживая камеру в одной руке, протягивая мне другую. Взгляд спокойный, но глубокий, дыхание ровное. А моё рвётся, словно не хватает кислорода.

Это просто фотография, искусство. А он художник. И я хочу, чтобы в Берлине он произвёл впечатление.

Решительно протягиваю Артуру ладонь. Он тянет меня к дивану, его пальцы сильнее смыкаются на моем запястье, словно хочет почувствовать мой учащенный пульс.

— Присаживайся.

— Как?

— Как хочешь, просто садись, как дома. Словно очень устала и хочешь расслабиться, — его голос становится более властным, уверенным и одновременно гипнотизирующим.