– Ну, теперь не надо думать, где брать бабки, чтобы вернуть Юльке, – заметил Димка, убирая полученные деньги в карман. – А то вдруг тоже бандитов за мной пошлёт? Хех!

Я немного посидел с ним дальше, пока он выступал. Дело пошло, монетки и мелкие купюры кидали в чехол всё чаще. Деньги Диме и правда нужны, у него ситуация очень сложная. Но сам я пока помочь ему не мог, у самого денег нет, но надо бы их взять. Время такое – бабки нужны всем и для всего.

Стало жарко, почти как летом, солнце напекало, а тени от тополей сдвинулись от нас подальше, спасаться от жары больше негде. Да и пора заканчивать, у Димки ночная смена в депо, перед которой ему надо поспать, а мне надо обдумать случившееся. И к дядьке хочу зайти, он же живой ещё. Часто выпадает случай, когда удаётся поговорить с родными, кого больше нет? Много кого я хочу увидеть.

– Похаваем, может, Лёха? – предложил Димка. – Тут место неподалёку одно есть.

– Столовка та?

– Угу.

Вроде бы и недавно ели, а снова голодные, молодой организм требовал заправиться. Зашли с Димоном в студенческую столовую в пяти минутах от парка, расположенную прямо в подвале института. А кормили там неплохо, и хоть я не сказал бы, что цены там студенческие, ведь там было ненамного дешевле, чем в других точках общепита в городе, но пока это вполне мне по карману.

Борщ с мясом за десять рублей нового образца, на второе – куриная ножка с картофельным пюре за восемь, а салат стоил 3,49. Ещё на полтора рубля обошёлся чай, два кусочка хлеба и пирожок с капустой.

Большинство застеленные серой клеёнкой столов пустовали, занятия ведь уже закончились, почти все студенты разошлись. Разве что в углу компания молоденький девушек-второкурсниц, заказавших только чай, обсуждали, как сдавать хвосты по бухучёту и типовые по математике у сурового препода. Когда мы сели за стол, они постоянно начали оглядываться на нас.

В углу стоял магнитофон, но съёмные колонки от него повесили на стену под самый потолок. Включено радио, играли хиты этой весны. Следующую песню я даже узнал, это никак «Руки вверх». Память – штука такая своеобразная, не всегда запоминаешь что нужно, зато какая-нибудь хренотень хранится в голове десятилетиями. Вот слова этой песни сразу и вспомнились.

– Крошка моя, я по тебе скучаю, – звучало из колонок .

Так, голод утолён, ну и что дальше? Надо бы придумать, куда бы устроить брата, пока он окончательно не завяз в этом деле. В милицию он не пойдёт, это точно, он к ментам относится враждебно.

Да и не отпускают из братвы так просто, оттуда есть только два пути – на зону или в могилу. Нет, бывает, что братки валят за кордон, но Ярик к таким разговорам относился враждебно.

Он хоть и вовсю покрывал матом Ельцина с Грачёвым (он же бывший министр обороны по прозвищу Паша Мерседес) за то, что самому довелось пережить в Чечне. Но всё же мыслей покинуть страну, за которую воевал, у него никогда не было. Он даже мог в морду дать за такое, если бы кто-то ему такое предложил.

А если атамановских разгонят раньше времени? Я даже смогу этому поспособствовать, сколько их схем я помнил, достаточно много. Но Ярик всё равно уйдёт в другую группировку, его в любую примут без всяких вопросов. Бандиты получат крутого спеца с боевым опытом, авторитета среди участников войны, а он – защиту от своих недругов, которых у него должно скопиться много.

Такое тоже не пойдёт. Не самому же новую банду организовывать? Ну нет, точно нет.

Мысли на этот счёт крутились в голове, но они пока казались нереалистичными. Вот только хоть я это и понимал, но уходить они никак не хотели, но пока не мог их увязать.

– До завтра, я к дядьке пойду, – я пожал Диме руку, и мы разошлись в разные стороны.

Я направился пешком к дяде, там было недалеко. Прошёл через дворы, затем мимо спортивного факультета, потом направился к медицинской академии, напротив которой стоял танк Т-34. Дуло смотрело в сторону спортфака, будто танк целился именно туда.

Вспомнилась старая городская шутка, что если медакадемию закончит хоть одна девственница, то танк сразу выстрелит. Но парни из спортфака никогда такого не допустят.

Я уже почти на месте. Зашёл во двор ближайшей пятиэтажки, поздоровался с бабками, которые сидели у первого подъезда и обсуждали городские новости, и поднялся на третий этаж. Где хранился запасной ключ, я знал, сразу выудил его из-за электрощитка и открыл дверь.

Здесь жил дядя Юра, родной брат матери. Когда родителей не стало в самом конце восьмидесятых, дядя Юра оформил надо мной и Яриком опекунство. Хороший он мужик, добрый, рукастый, но алкаш. Вот тётя Вера от него и ушла, в конце концов, и дядя Юра сейчас жил один.

Смазанный замок едва слышно щёлкнул, петли даже не скрипнули, когда я открывал дверь. В прихожке находилась самодельная полка для обуви, сделанная так качественно, будто была куплена на мебельной фабрике, и резкой шкаф. Всё это он делал сам.

Квартира – двушка, тесная, в большой комнате раньше ютились сам дядя Юра с женой, а в маленькой комнатушке мы с братом… Столько воспоминаний.

Шторы закрытые, в комнате царил полумрак. Дядя Юра, небритый, обросший, спал на кровати, громко храпя, от него сильно фонило перегаром. У кровати стояла табуретка, на которой лежала опрокинутая алюминиевая банка из-под пива, уже пустая. Из-под солдатского одеяла высунуты ноги, одна в дырявом носке. Цветной телевизор «Сони» включён, по нему показывали «Джентльмен-шоу». Звук убавлен до минимума, что там говорили, я не слышал.