— Это же дочь.

— Вера, уймись. С ней случилось что-то страшное? Какая-то катастрофа вселенского масштаба? Нет! С ней все в порядке. Сыта, одета, обута, всем под завязку обеспечена. В безопасности. А то, что от судьбы щелчок по носу получила – ну, ах. Бывает. За глупость надо платить. Хотела звездную цацу себе в мамочки? Пожалуйста. Кушайте, не обляпайтесь. И ты не смей соваться, поняла? Пусть сама выгребает и учится отвечать за свои ошибки.

— Ей же там плохо…

— А тебе хорошо все это время было? Когда из дома выперли, когда в больнице одна, как бобыль, лежала? Когда смотрела фотографии с субботника и выслушивала претензии о том, что посмела явиться туда, куда Ланские тебя не звали. Хорошо?

Я удрученно покачала головой.

— И заметь, никто из них угрызениями совести не терзался, жили в свое удовольствие. А ты, стоило только маленькой девочке набить шишку, готова скакать к ней с задранным кверху хвостиком.

— Я же мать.

— Ты взрослая свободная женщина, которая приехала на отдых. Вот и отдыхай, а твоя великовозрастная кобылка пусть сама справляется. Скоро восемнадцать, пора уже снимать розовые очки и понимать, что не все в этой жизни вертится вокруг ее королевской особы. А тебе пора уже учиться не ставить никого на пьедестал и жить для себя. Здоровый эгоизм еще никогда никому не вредил. И кстати, если у Мариночки что-то там не ладится, то пусть Коля с ней бегает и ее проблемы разгребает, потому что он тоже не в стороне стоял во время зачатия. Он отец. Она сама выбрала его сторону, винить некого.

— Люба...

— Хочешь сказать. Я не права?

Я сдулась и, тяжко вздохнув, признала:

— Права.

— Вот и все. Бери кокосик и не мотай себе нервы. Мальдивы суеты не любят.

Пришлось смириться, взять очередной орех и устроиться на шезлонге.

Я смотрела на то, как солнечные блики скакали по водной глади и никак не могла договориться с самой собой. Что ни говори, а сердце не на месте было. Я переживала за Марину – иначе не могла. Все-таки дочь. Но и притворяться глухой и тупой, игнорируя Любины слова – тоже не было смысла. Потому что она права.

Я вспоминала, какой скандал закатила мне дочь с этим пригласительным, как яростно вопила, что я ей там не нужна. Вспоминала, что Марина сама выбрала остаться с отцом и его новой женой. Никто ее не принуждал, никто за волосы не тянул, и теперь нет смысла пытаться оградить ее от последствий.

— Скажи, когда ты предложила уехать на море, ты знала, что так получится со спектаклем? — спросила я у любы, присевшей на соседний шезлонг.

Она не стала юлить и просто кивнула:

— Предполагала. И хотела тебя увезти, чтобы, когда Марина облажается, а она, прости, не могла не облажаться при таком раскладе, ты не поскакала бы по первому же требованию обратно. Чтобы не выслушивала незаслуженных обвинений и грубых слов, и не терпела того, чего не должна терпеть. Признайся, если бы ты осталась в огороде, то через пять минут после звонка Ланского уже бы бежала в школу.

— Ппф, — горько хмыкнула я, — скажешь тоже. Через пять минут…. Через минуту!

— А потом бы, когда мелкая твоя заразина, устроила тебе очередную истерику, рыдала бы полночи в подушку, — подхватила подруга.

— Наверняка.

— Именно по этой причине, ты пока обойдешься без телефона. Отдыхай. Ты это заслужила.

У меня что-то защипало в глазах, поэтому я шмыгнула носом, присосалась к трубочке и, только сделав большой глоток, тихо сказала:

— Спасибо.

Это был самый странный отдых в моей жизни.

Меня как на качелях то сносило в пучину тоски, то подкидывало до вершин эйфории.

Я не привыкла отдыхать одна. Не умела. Все чудилось, будто я украла этот отпуск у кого-то другого, у кого-то кто имел на это права больше, чем я. А потом приходило ощущение, что несмотря на все трудности и боль последних месяцев, я Жила. Именно так, с большой буквы.

Я вставала рано утром, чтобы посмотреть восход над океаном, вкусно кушала – таких фруктов, как здесь мне прежде не доводилось пробовать. Купалась, нежилась на солнце. Как в рекламе мерно покачивалась в гамаке, через тонкую трубочку потягивая из кокоса.

Растворялась в умиротворении, расслаблялась, позволяя себе забыть о том, какие проблемы поджидали дома. А потом раз и накатывало. И уже солнце казалось колючим огненным шаром, кокос кислым, а от гамака затекала шея.

Потом снова успокаивалась. И так по кругу.

А еще я много думала, глядя на мудрый океан, и пришла к выводу, что всю свою жизнь я по максимуму делала что-то для других, и по минимуму для себя. Все думала: потом, не к спеху, обойдусь, это неважно, своим отношением приучая других думать так же.

Пора меня это. Пора учиться любить саму себя.

Кроме Влада с Новым годом никто из семьи меня не поздравил. Как и с Рождеством.

Просто проигнорировали мое существование. Забыли о нем, хотя раньше это были наши любимые праздники, когда собирались все вместе за столом в уютной комнате, украшенной фонариками, мишурой и шарами. В углу красиво мерцала елка, за окном тихо падал снег, а на каждом из нас было что-то новогоднее. Артем выходил в костюме Деда мороза, Марина – Снегурочка. Коле я купила свитер со снегирями, у меня самой было красное платье и шапочка с белыми косичками. До того, как Влад съехал от нас – он приходил в кигуруми северного оленя.